Пик Дьявола - Деон Мейер

Говорят, день тогда был погожий. Англичане поверить не могли, что коса перешли горный хребет в полной тишине. И каждый точно знал свое место в цепи.

Внизу красномундирники выстроили заграждения. Наверху раскрашенные в красный цвет воины ждали сигнала. И когда белые сели за столы обедать, они спустились вниз.

Гриссел, с тех самых пор, как я услышал эту историю от дяди, я хотел быть с ними. Говорят, когда воины метнули копья, послышался ужасный крик. Говорят, такой крик живет в каждом солдате. Когда ты на войне, когда твоя кровь разгорячена битвой, тогда крик выходит. Он вырывается у тебя из глотки и дает тебе силу слона и скорость антилопы. Говорят, до того мига каждый человек боится, но потом страх исчезает. Тогда ты становишься только бойцом, и ничто не в силах тебя остановить.

Всю жизнь я хотел быть таким, как они. Я хотел быть там, на фронте. Я хотел метать копья, а короткий ассегай приберечь напоследок. Я хотел ощутить запах пороха и крови. Старожилы рассказывают: в тот день вода в реке стала красной от крови. Я хотел посмотреть англичанину в глаза; пусть он поднимет штык, и мы сойдемся в битве, как солдаты, каждый будет отстаивать свое дело. Я хотел воевать с честью. Если его клинок окажется быстрее моего, если он сильнее, значит, быть посему. Тогда я умру как мужчина. Как воин.

Тобела долго молчал. После того как они проехали устье Бушменской реки, он сказал:

— Чести больше не осталось. И не имеет значения, на чьей ты стороне.

В машине снова воцарилось молчание, но Тобеле показалось, что атмосфера несколько изменилась.

— Что случилось в тот день? — послышался сзади голос Гриссела.

Тобела улыбнулся в темноте. У него было несколько причин для улыбки.

— Бой был ужасным. У англичан были пушки и ружья. Была шрапнель. Тысяча воинов коса пали. Некоторых из них нашли потом, через много дней, за много километров оттуда; они затыкали зияющие раны пучками травы, чтобы остановить кровь. Но победа была близка. Было время, когда чаша весов начала склоняться в пользу коса. Отряды Нкселе были быстроноги, и воинов хватало. Англичане не могли так быстро перезаряжать пушки. Время словно остановилось. Исход битвы висел на волоске. Но потом красномундирников спасло чудо. Это чудо звали Бусак, представляешь? Он был охотником, который стал солдатом. Он с отрядом в сто тридцать человек ходил на разведку, и как раз в тот день отряд вернулся. Очень вовремя — ведь капитан англичан уже собирался дать приказ к отступлению. Но подошел Бусак, а с ним — сто тридцать лучших стрелков в стране. И они прицелились в лучших воинов, коса, которые стояли впереди, которые бегали между бойцами и поднимали их боевой дух. Сердце мятежа. Их перестреляли по одному, как быков в загоне. И бой был кончен.

Она пыталась растолочь таблетки через сито, но таблетки оказались слишком твердые.

Тогда Кристина положила их на разделочную доску для хлеба и стала давить чайной ложкой. Крошки падали на пол. Ей стало страшно. Она высыпала на доску еще таблетки, раздавила. Ложка выпала из руки, со звоном ударилась о доску.

А если услышит Карлос?

Она ссыпала желтый порошок с хлебной доски в блюдце, которое приготовила заранее. Достаточно ли мелко она их растолкла?

Она накрыла на стол. Ни свечей, ни подсвечников она не нашла, поэтому просто постелила салфетки под горячее и положила столовые приборы. Она позвала Карлоса к столу и достала еду: говяжье филе, фаршированное копчеными устрицами, печеную картошку и молодой горошек.

Карлос не мог нахвалиться, хотя она понимала: она не угощает его ничем особенным. Он продолжал умасливать ее:

— Вот видишь, кончита, никаких подручных. Только я и ты. Никаких проблем!

Она сказала, что должна убрать со стола и накрыть десерт: груши в вине с корицей. А еще она хочет приготовить ему настоящий кофе по-ирландски; очень важно, чтобы он его выпил, потому что она приготовила его по особому рецепту, который узнала, когда работала в ресторане в Блумфонтейне.

Он сказал, что выпьет все до капли, а потом они займутся любовью — прямо здесь, на кухонном столе.

Где-то на трассе № 2, не доезжая пятидесяти километров до Порт-Элизабет, Гриссел велел Тобеле остановиться.

— Тебе нужно пописать?

— Да.

— Самое время.

Они вышли и встали метрах в четырех друг от друга, причем белый одной рукой держал свое хозяйство, а другой — пистолет. После того как оба сделали свои дела, они поехали дальше.

На окраине города они остановились заправиться, не выходя из машины.

Когда они проехали поворот на Хэнки и дорога начала спускаться в Гамтос-Вэлли, Гриссел снова заговорил:

— В молодости я играл на бас-гитаре. В ансамбле.

Тобела не знал, надо ли ему отвечать.

— Я думал, что именно этим хочу заниматься… Вчера ночью я слушал музыку, диск, который дал мне сын. Потом я лежал в темноте и кое-что вспоминал. Я вспомнил тот день, когда я понял, что рок-идола из меня не получится… Я стану еще одним средненьким бас-гитаристом, каких много.

Я тогда закончил школу, шли зимние каникулы, и в Грин-Пойнте устроили состязание ансамблей. Мы поехали послушать, ребята из моего ансамбля и я. Там был один басист, низенький, с белоснежными волосами. Его группа исполняла чужие песни, но… Что же он вытворял! Господи, настоящий волшебник! Он стоял на одном месте, как прикованный, совершенно не двигаясь. Он даже не смотрел на гитару, просто стоял с закрытыми глазами, а пальцы сами порхали по струнам, и звуки лились рекой. Тогда-то я и понял, что мне до него далеко. Я увидел человека, который родился для игры на бас-гитаре. Я мог бы сказать, что мы с ним чувствовали одно и то же. Музыка творит с тобой чудо, она открывает тебя. Но чувствовать и творить — разные вещи. В том-то и трагедия. Ты хочешь стать таким же, таким же небрежно-блестящим, но в тебе этого нет.

И я понял, что никогда не стану настоящим бас-гитаристом. Но мне хотелось достичь таких же высот в чем-то еще. Стать таким же волшебником. Таким же… мастером. В чем-нибудь. Я начал думать, как открыть свое призвание. Как начать поиск того, для чего ты создан? Что, если нет такой профессии? Что, если ты во всем лишь самый обыкновенный неудачник? Рожден посредственностью, проживешь посредственную жизнь, а потом сдохнешь, и всем будет наплевать.

Пока я искал, я поступил в полицию, потому что тогда я еще не догадывался: можно знать не зная. Что-то изнутри подталкивает тебя, направляет к тому, что ты можешь делать. Но осознание пришло не сразу. Вначале я еще не догадывался, что и сыщик так же чувствует все внутри, как музыкант.

И потом, все происходит постепенно. Ты выполняешь свой долг, учишься, совершаешь ошибки. Но однажды ты сидишь над уголовным делом, совершенно непонятным любому другому, читаешь протоколы, и примечания, и рапорты, и вдруг все сходится! И ты чувствуешь: вот оно! Ты слышишь музыку, в твоей душе рождается мелодия, и ты понимаешь: вот то, для чего ты создан.