Берия. Арестовать в Кремле - Анатолий Сульянов

— У вас имеются какие-либо заявления и претензии к содержанию, питанию, процессу допросов? — спросил Руденко, скользнув по осунувшемуся лицу совсем недавно самого грозного и всесильного министра; голодовка не особенно сказалась на тучном, рыхлом теле Берия, следы ее больше отразились на потускневшем, помятом лице.

— Нет! — отрезал Берия.

— Что касается вашей просьбы о встрече с товарищами Ворошиловым и Маленковым, — Руденко выждал, пока Берия вставал с койки, — то я сообщу об этом соответствующим руководителям. О следователе тоже будет принято решение. Я бы хотел просить вас воздержаться от голодовки.

— Это мое право! — Берия зловеще блеснул очками-пенсне.

— Приходится напомнить вам о том, как по вашему указанию ни в чем невиновных, арестованных НКВД людей, объявивших в знак протеста голодовку, «кормили» с применением силы, вплоть до введения физраствора в задний проход.

— Я не отдавал никаких на этот счет указаний! Это выдумка!

— А ваш приказ относительно коллективной голодовки в знак протеста против издевательств, избиений, завышения норм выработки на лесоповале в «предприятии 48/2» ГУЛАГа?

— Какой приказ? — спросил Берия.

— О расстреле всех, кто объявил голодовку.

Берия на мгновение растерянно развел руки, но тут же спохватился.

— Не знаю… Не помню…У ГУЛАГа были свои руководители. У меня нет больше вопросов. — Берия отвернулся и сел на массивный табурет, давая понять, что он больше не нуждается в присутствии прокурора. Руденко дал знать, дверь открылась, и он вышел.

Через двое суток Руденко сообщил Берия о нежелании Ворошилова и Маленкова встречаться с ним. Берия выслушал Руденко с недоверием и площадно выругался…

Руденко, начав допрос, вскоре убедился, что по-прежнему Берия отказывается давать показания:

— Я категорически заявляю: никаких показаний я давать не собираюсь! Надо на репрессии смотреть шире — нами руководила инстанция, и мы были бессильны изменить что-либо. Я лично списков на репрессии не подписывал!

Руденко обладал отменной профессиональной подготовленностью и не менее отменной выдержкой, понимая, что Берия будет продолжать валить вину то на инстанции, то на заместителей, то на обстановку. Прокурор знал уже о многом и обладал редкими документами, но представлять их обвиняемому пока не спешил.

— И по так называемому «ленинградскому делу» вы не признаете своей вины?

— Все это делалось по указанию инстанции!

— И допросы с пытками и избиениями тоже? — спросил Руденко.

— О таких допросах я ничего не знаю, — голос Берия стал тише, и сам он постепенно сник, опустив плечи.

— А вот подписанная вами телеграмма об усилении физического воздействия на Кузнецова, Попкова, Капустина! — Руденко, не выпуская из рук раскрытой папки с подшитыми в ней документами, протянул ее Берия. — Узнаете почерк?

Берия отвернулся и долго молчал.

— Это было трагическое исключение. Но я просил бы присоединить к делу мой приказ начала тридцать девятого года об отмене физического воздействия при допросах! Я принял НКВД в состоянии беззаконного ведения процесса допросов. Арестованных избивали изощренными методами. Я запретил это!

— Да, этот приказ в деле есть. К сожалению, он действовал очень короткое время. Еще вопрос. С какой целью вы добивались в ЦК и в Президиуме Верховного Совета амнистии уголовникам в марте — апреле текущего года?

— Смерть вождя обязала нас пересмотреть сроки заключения многих осужденных. Осужденные искренне сожалели о безвременной его кончине. Я получил сотни писем от осужденных. Надо было как-то помочь им вернуться к нормальной жизни. — Берия объяснял принятое решение довольно спокойно и рассудительно, и ему казалось, что Генеральный прокурор был убежден в необходимости массовой амнистии.

— Но почему же вы в проект Указа не вписали статью 58 УК РСФСР? Почему ни один осужденный по политическим мотивам не был амнистирован? Более того, в это же время расстрелы продолжались. Вот акты, донесения.

— Почему же! «Дело врачей» было прекращено!

— Все это так. Но я повторяю вопрос о политических заключенных: они не были амнистированы. Все они оставались в местах заключения. Только единицы вернулись домой после вмешательства секретарей ЦК, членов правительства. И еще вопрос, — продолжал Руденко, — поясните, пожалуйста, назначение еще одной тюрьмы — «Особой».

— Вы об этом спросите у… — Берия умолк на полуслове, но, подумав, продолжил, — у Комитета партийного контроля, МВД «Особой тюрьмой» занималось мало. Там допрашивали политических заключенных партийные следователи — ответственные контролеры и члены Политбюро. — Берия не назвал тех, кто создавал ее и фактически руководил ею: Маленков, Андреев, Шкирятов. Об этом следствие узнает несколько позже…

Берия продолжительное время молчал, позже, сославшись на головную боль, отказался от дачи показаний, отвернулся, придвинул табурет к стене и затих.

Препирательства, требования арестованного о вызове все новых и новых свидетелей, отказы от дачи показаний чередовались с шумными непристойными выходками, оскорблениями следователей, истеричным криком; сцены притворства по мере накопления следственного материала стали реже. Росло число свидетельств, фактов, признаний, показаний сотрудников МВД, а вместе с ними росло число томов «дела» — их стало более пятидесяти. Многие страницы объяснительного заключения нельзя было читать без содрогания и слез… Жертвы беззаконий взывали о помощи с каждого листа, с каждой строчки…

Параллельно велось следствие по делу самых близких приспешников «железного наркома»; они тоже пытались свалить вину то на призрачные инстанции, то, после перекрестных допросов, на своего шефа…

Владимир Георгиевич Деканозов после прибытия Берия из Баку в Тбилиси в 1922 году был назначен начальником секретно-оперативной части ГрузЧК (СОЧ). Но Деканозов рвался на самостоятельную работу и вскоре был назначен начальником ГПУ Абхазской республики, где с первых дней «обнаруживает» «гнезда» контрреволюционных групп и организаций. Приемы «раскрытия» стары, как свет, — шантаж и запугивание.

Однажды в ГПУ к Деканозову был вызван ответственный работник аграрного сектора Николай Федорович Агапов. Расспросив о делах, Деканозов намекнул о наличии в аграрном секторе шпионов и вредителей.

— Да, да, не удивляйтесь! Вы — близорукий в политическом отношении человек! Урожаи не растут, скот в колхозах гибнет от вредительства. Так?

Агапов недоуменно пожал плечами. «Скот в самом деле дохнет, — подумал Агапов, — но не от вредительства, а от отсутствия кормов, поздно начали косить траву — опоздали, да и работают люди из-под палки».

— Руководители хозяйств потакают бездельникам, сами встали на путь вредительства! — наседал Деканозов. — Вот список вредителей. Подпишите.