Три сестры, три королевы - Филиппа Грегори

– Я не забываю, кто вы, – говорит он. – Я был на вашей свадьбе, и я никогда не забуду вашего первого мужа, который был великим человеком. Но я не побоюсь вам сказать, что второй муж, которого вы себе выбрали, и в подметки ему не годится.

– Да как ты смеешь!

Он пожимает плечами. Кто-то кричит приветствие, и он сверкает белозубой улыбкой, когда кто-то из окна бросает ему цветок.

– Ваше величество, вас долго не было дома, и ваш красавчик муж теперь себе ни в чем не отказывает.

– Что ты имеешь в виду?

– О, да кто я такой, чтобы говорить о мужских изменах! А вы сами спросите его, признают ли лорды его руководство. Спросите, где ваши ренты? И где же это он жил, пока вы были в изгнании, и так ли тяжела была его жизнь? И спросите его сами, кому сейчас достаются лучшие куски со стола?

– Он жил в приграничных землях, – строго отвечаю я. – И я знаю об этом. Он был изгнанником, пока не смог договориться о помиловании с герцогом Олбани.

– О, герой, без всякого сомнения, ему стоит обзавестись собственным поэтом, как ваш первый муж. – Он взмахом руки приветствует стражу на стене Эдинбургского замка, чтобы они открыли нам ворота.

Однако ничего не происходит. Мы останавливаем лошадей и ждем. Мой шталмейстер выдвигается вперед и по моему сигналу дважды ударяет в ворота замка.

– Ее величество вдовствующая королева Шотландии, – кричит он.

Я горделиво выпрямляюсь в седле, ожидая, что мост опустится в любую минуту, но по-прежнему ничего не происходит. Я все еще улыбаюсь, думая о том, что скоро увижу сына, впервые за два года, когда Антуан произносит:

– Похоже, там возникли какие-то сложности.

Из специального прохода в воротах появляется начальник стражи, стягивая шапку, и низко кланяется сначала мне, потом Антуану.

– Прошу прощения, – говорит он. Ему явно не по себе. – Мне запрещено открывать ворота без письма с разрешением от совета лордов.

– Но перед тобой ее величество, мать короля! – восклицает мой шталмейстер. – А рядом с ней исполняющий обязанности регента!

– Я знаю, – говорит начальник стражи, отчаянно краснея. – Но без письма мне нельзя открывать ворота. К тому же в городе чума, и мы должны требовать от каждого въезжающего еще письмо от лекаря, в котором сказано, что человек здоров.

– Капитан! – кричит Антуан. – Это же я! Сопровождаю вдовствующую королеву. Ты что, закроешь ворота перед нами?

– Вам сюда нельзя без письма. – Капитан явно огорчен. Он кланяется мне, потом шевалье. – Простите, ваше величество, но я ничего не могу поделать.

– Какое оскорбление мне! – Я чуть не плачу от злости и разочарования. – Да я велю его казнить за такое!

– Он ничего не мог сделать, – говорит Антуан. – Давайте вернемся в Холирудхаус. А я распоряжусь, чтобы это письмо подписали и отправили нам. Так мы сейчас правим Шотландией. Все делается через клерков, только так можно сохранить мир: с помощью строгих правил и только с помощью специальных разрешений. Если бы мы не установили правила, то здесь бы шла непрекращающаяся война, как на границе, и все было бы разрушено. Я быстро получу разрешение. Я не подумал о нем заранее.

– Но мой сын ждет меня! Король Шотландии! Разве можно его разочаровывать?

– Ему скажут, что вы сразу приехали и что вы еще вернетесь. Я сам скажу ему это, когда увижусь с ним сегодня после ужина. И мы получим разрешение, чтобы вы могли приехать сюда завтра.

– Арчибальд никогда бы не позволил им закрыть передо мной ворота.

Антуан дипломатично промолчал.

Арчибальд ждет меня в моей приемной зале, прислонившись к трону. Как только я вхожу, он подходит ко мне и заключает в объятия. Он видит мое раскрасневшееся лицо и слезы и сразу же принимается меня успокаивать, шепча слова любви мне на ухо и уводя от людей, которые пришли, чтобы встретиться со мной: люди, живущие на моей земле и прошедшие ради встречи со мной долгие мили, просители со своими судебными делами, должники с просьбами и множество других людей со своими проблемами.

– Ее величество примет вас завтра, – объявляет он им через плечо и ведет меня в покои, мимо ожидающих меня фрейлин. Прямо в спальню. Он закрывает за нами дверь и развязывает мой плащ.

– Ард, я…

– Любовь моя.

Он аккуратно расстегивает мою бархатную шапочку для верховой езды и начинает вынимать шпильки из слоновой кости из моих заплетенных волос, и они водопадом падают мне на плечи. Словно не в силах сдержаться, он зарывается лицом в мои волосы и вдыхает их запах. Я мешкаю, потрясенная силой своего желания.

– Они не открыли ворота замка…

– Я знаю.

Его умелые руки расстегивают мое платье и помогают мне выбраться из тугого корсета и бросают его на пол.

– Я не смогла…

– Шевалье слабак и дурак, а я обожаю вас.

Он снимает с моих рук вышитые рукава, приподнимает край моей чудесной льняной нижней юбки и снимает ее через голову. Я оказываюсь перед ним обнаженной, но совсем ненадолго. Я складываю руки перед собой, чтобы прикрыть грудь и живот. Внезапно я ужасно смущаюсь. Он не видел меня обнаженной при свете дня с рождения нашей девочки, и я вдруг осознаю, что у меня появился жирок на животе и стали тяжелыми груди.

Он мягко берет одну мою руку и кладет ее себе на шею, словно ожидая, что я привлеку его к себе за поцелуем. Потом берет вторую и кладет себе на гульфик. Рука ощущает тепло и твердую плоть, и я понимаю, что это его желание ко мне.

– О, Ард, – шепчу я. Все, что произошло этим утром: мое разочарование от того, что не смогла увидеться с сыном, грязные намеки шевалье, все исчезает от этого прикосновения, когда он прижимается ко мне, положив руки на мои полуобнаженные ягодицы, и его губы находят мои.

Час спустя на кровати я вспомнила.

– О тебе ходят слухи, – говорю я.

– О великих всегда сплетничают, – отмахивается он.

Он уже сидит на краю моей смятой кровати и натягивает брюки для верховой езды на стройные ноги. Я сижу на кровати, по самое горло укрывшись простыней, и наблюдаю за ним. Даже сейчас, после целого часа любовных утех, моя страсть оживает, стоит мне только посмотреть на него. И он об этом знает. Встав, он позволяет мне смотреть, как он зашнуровывает гульфик, набрасывает льняную рубашку на широкую гладкую грудь и завязывает белые кружевные тесемки под загорелой шеей.

Я ползу по кровати поближе к нему. Встав на колени, я целую его шею там, где вижу биение пульса, и чувствую, как от моего прикосновения ускоряется ритм его сердца. Его руки опускаются мне на плечи, и он толкает меня обратно на кровать. Я мечтательно подчиняюсь.

– Нам надо спускаться к ужину, – напоминаю я ему. – Нас там все будут ждать.

– Пусть ждут, – отвечает он и снимает с меня простыню.