Павлик - Олег Иванович Чапаев

нужно идти. К буддистским или к индуистским – не важно. Там, говорит, примешь прибежище, а потом – прямой и короткой дорогой к сияющим вершинам уже можно!

– А что это за прибежище такое? – собеседник Павлика недоуменно покрутил головой. – В чем прибежище принять нужно?

– Да это обряд такой, как и у христиан, в общем-то. Только с поправкой на специфику традиции, если хотите. У христиан православных – крещение, а у буддистов – прибежище нужно принять. По сути, кстати, разницы нет, если разбираться начать. Христиане в руки Христа себя вверяют, в нем убежище принимают, а буддисты – в Будде, дхарме и сангхе. Будда, Игорь Сергеевич, – это внутренняя суть каждого живого существа, дхарма – закон космический, а сангха – товарищи ваши, с кем по духовному пути идете. Вот буддисты и принимают прибежище в этих трех ипостасях. В сокровенной сути своей, в законе космическом и в товарищах своих, с которыми вместе отправляются духовный Эверест покорять. А отца Фармазона, насколько я понял, именно короткие методы в первую очередь и заинтересовали. Уж больно сильное впечатление на него экспириенс произвел, не представляю, правда, абсолютно, что он там в действительности-то увидел. А у этих, спрашивает он, товарищей с прибежищем, у них методы кардинальные есть? Это, как я понял, его субстанции как раз и интересовали, чтобы еще раз сознание свое до вселенских горизонтов расширить можно было. А Василий ему: не сомневайся, дескать, святой отец! У этих, говорит, с прибежищем, именно такие методы и в ходу! Сплошные субстанции, дескать, у них и прочие разные кунштюки! Ввел, короче, доверчивого человека в блуд, – Павлик в который раз тяжко вздохнул. – Этому демону-то лишь бы языком трепать да в соблазн вводить доверчивых молодых падаванов, а отец Фармазон, даром что сам товарищ прожженный и ушлый, уши развесил и все за чистую монету принял! И давай у Василия явки-пароли выпытывать: где прибежище принять можно да как подробные инструкции в виде субстанций получить. Я уж не знаю, что ему Вася наплел, – молодой человек снова страдальчески скривился и тяжело вздохнул, – но факт фактом остается: сбил он отца Фармазона с панталыку окончательно и бесповоротно. Тот и кинулся в общину какую-то буддистскую, благо их сейчас в Москве развелось в достатке. Не в курсе подробностей я, как было оно все, и, наверное, слава богу, что так. Я себе только представить могу такую картину. Сидит себе лама, никого не трогает, ничего предосудительного в отношении паствы не совершает, и тут – явление новообращенного гражданина в рясе с варганом и с твердым намерением немедленно принять прибежище в трех ипостасях господа нашего Говинды! Я сам бы, наверное, – он зябко повел плечами, – крышей бы отъехал немедленно, увидь такое. Но подробностей-то никто не знает толком, одни последствия налицо. Отец Фармазон, он же обратно к Василию примчался, как от ворот поворот у товарищей буддистов получил. Без «Кагора», правда, уже, зато с окончательно порушенной верой в людей и историческую справедливость. Пришел, как Василий рассказывает, чуть не плачет! От ворот поворот, выяснилось, ему дали! Поговорил с ним лама тамошний, послушал внимательно все эти трансцендентные откровения и вердикт вынес: вам, говорит, точно не к нам! Мы, поймите правильно, люди мирные, пути уважаем постепенные, не шибко быстрые, и с законодательством Российской Федерации в отношении различных субстанций не конфликтующие, чтобы голову до поры до времени не сломить. А у вас, говорит, организация совершенно другая духовная налицо, и вам, дескать, нужно точно таких же искать, чтобы совместно к вершинам духа короткими и решительными перебежками двигаться! Слова-то мягкие, а суть неутешительная ни разу для новоявленного духовного искателя… Послали, короче, отца Фармазона хитрые товарищи буддисты. Впрочем, – он пожал плечами, – я на месте ламы, наверное, точно так же поступил бы, ни разу, причем, не сомневаясь. Тут ведь первые мысли какие при виде подобной экзотики? Правильно: казачок-то – засланный! Сидишь ты себе, не трогаешь никого, мантру какую-нибудь читаешь, а тут – бородатый, всклокоченный, с варганом и господом Говиндой наперевес! И начинает вам эксцентричные истории излагать, что увидел он в горних сферах да как он это интерпретировал, а заодно, между делом, выяснять исподтишка начинает, нет ли у вас чего такого, чтобы этот экспириенс повторить можно было и еще раз все это великолепие обозреть? У вас какие мысли по поводу увиденного сформируются? Логично же, что вполне конкретные: конкуренты заслали товарища или специально обученные люди из ФСКН…

– ФСКН? – Игорь Сергеевич слегка наморщил лоб. – Это по борьбе с наркотиками что-то такое, если я не ошибаюсь?

– Почти в точку. Специально обученные люди для контроля препаратов, сознание расширяющих. Так и расшифровывается, собственно – федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков. Называются, кстати, они с убийственной прямотой, не пытаясь даже сути своей истинной скрыть. Они же не борются с веществами, как из названия следует, а именно контролируют оборот веществ этих. Чтобы не было в этом вопросе никакой самодеятельности, а все строго по плану шло и в соответствии с генеральным замыслом мировой массонерии…

Игорь Сергеевич оглушительно расхохотался, а Павлик невесело пожал плечами:

– Смех смехом, конечно, а когда вот такие товарищи тобой заинтересуются, тут совсем не до него станет, можете уж мне на слово поверить. Им же пофиг: то ли ты просто оттопыриться желаешь под веществами этими в рекреационных целях, так сказать, их применяя, то ли как инструмент для стяжания духа святого используешь. У них разговор короткий: выпишут изоляцию от субстанций сроком лет на несколько, а заодно уже и от социума отгородят, чтобы ты своими идеями прогрессивными умы неподготовленные не будоражил. Вот, наверное, лама буддистский отца Фармазона за засланца этих товарищей и принял. Не знаю уж, – он пожал плечами, – так это или нет, но против фактов не попрешь: получил отец Фармазон поворот от ворот дацана местного и впал по этому поводу в весьма жестокую депрессию. А у него из единомышленников теперь только Василий и остался. К своим идти поздно уже после былых-то выступлений с трюками акробатическими, чужие, как от вепря дикого, шарахаются, а Василий и поговорить готов, и поучаствовать в судьбине чужой. Ему, простым языком выражаясь, любой кипеш в радость, лишь бы не голодовка. Вот он и принял деятельное соучастие в судьбе отца Фармазона. Посоветовал в Тибет ехать, сразу к главным тантрикам напрямую. Эти, говорит, московские которые, они уже с гнильцой. С червоточиной то есть, с изъяном. И нет, говорит, может быть, у них уже ничего, кроме