Катынь. Современная история вопроса - Владислав Швед

Объяснить это можно следующим. В апреле 1990 г. во время написания Шелепиным статьи «История суровый учитель» было опубликовано заявление ТАСС с признанием ответственности руководителей НКВД СССР за расстрел 15 тысяч польских офицеров. Эта цифра и вошла в статью Шелепина, так как точные количественные данные из письма Хрущеву он к 1991 г. уже не помнил.

Во время допроса Шелепин также заявил, что «в первые месяцы, не чувствуя себя профессионалом в этой области, он во всем доверился тому, что ему готовили подчиненные, и поэтому подписал, не вникая в существо вопроса, письмо Хрущеву и проект постановления президиума» (Катынский синдром… С. 395) .

Позднее, для исключения такого зависимого положения, Шелепин ввел практику, при которой он, минуя служебную «вертикаль», в сложных ситуациях лично обращался за разъяснениями к оперативному работнику центрального аппарата, непосредственно курировавшему проблему (Млечин. Железный Шурик. С. 184—185). Но это было позже.

О мнимой «ценности» показаний Шелепина свидетельствует следующий факт. Во время допроса Шелепин рассказал следователю ГВП Яблокову совершенно невероятную историю о порядке получения из Архива ЦК КПСС выписки из протокола заседания Политбюро ЦК ВКП(б) с решением от 5 марта 1940 года. Якобы эту выписку ему принес какой-то сотрудник аппарата КГБ?! Этого не могло быть ни при каких обстоятельствах!

Для получения документа из «Особой папки» Политбюро ЦК КПСС требовалось получить разрешение непосредственно у Первого секретаря ЦК КПСС Хрущева . Шелепин, несмотря на то, что он был Председателем КГБ, не мог непосредственно в Общем отделе ЦК КПСС «затребовать» выписку со сверхсекретным решением Политбюро ЦК ВКП(б). Прежде всего, он должен был обратиться к Хрущеву и получить «добро».

Логично предположить, что Шелепин дал указание руководителю своего Секретариата прозондировать ситуацию с заведующим Общим отделом ЦК КПСС В.Малиным на предмет получения выписки из решения Политбюро ВКП(б). Однако вряд ли В.Малин взял бы на себя ответственность, без согласия первого лица, выдать документ из «Особой папки». Поэтому Шелепин в любом случае должен был обратиться к Хрущеву.

Документ из «Особой папки» или «закрытого пакета» в запечатанном виде спецкурьер ЦК КПСС должен был лично доставить Шелепину. После прочтения получателем курьер был обязан забрать документ (в запечатанном виде) и доставить его обратно в VI сектор Общего отдела ЦК КПСС (архив Политбюро). Трудно поверить, что Шелепин забыл этот порядок. Вероятно, старый чекист решил проверить компетентность военного прокурора и, поняв, что тот малосведущ в тонкостях проблем, которые расследует, соответствующим образом выстроил свои показания, заявляя, что не имел отношения к получению решения Политбюро ВКП(б). В силу этого ценность информации, сообщенной Шелепиным военному прокурору Яковлеву во время допроса в декабре 1992 года, сомнительна.

Утверждение Яблокова о том, что: «в целом, допрошенный в качестве свидетеля Шелепин подтвердил подлинность анализируемого письма и фактов, изложенных в нем. Он также пояснил, что лично завизировал проект постановления Президиума ЦК КПСС от 1959 г. об уничтожении документов по Катынскому делу и считает, что этот акт был исполнен» также сомнительно (Катынский синдром… С.396).

Весьма двусмысленно выражение Шелепина о том, что он «считает», что документы были уничтожены. Оно явно свидетельствует о неуверенности Шелепина в факте уничтожения «катынских» документов, чего не могло быть в случае получения санкции Хрущева на такое уничтожение. Тогда бы Шелепин, согласно неписаным правилам аппаратной работы советского периода, был обязан проконтролировать исполнение указания Первого секретаря ЦК КПСС и лично доложить Хрущеву об исполнении. в этом случае Шелепин был бы абсолютно уверен, а не «считал бы», что документы были уничтожены.

Кроме того, в 1992 г. Шелепин не мог уверенно подтвердить подлинность письма № 632-ш, предъявленного ему в виде черно-белой ксерокопии, так как практически не помнил его содержания. В предварительной беседе с Яблоковым 9 декабря 1992 г., в ходе которой у Шелепина не было необходимости поддерживать свой авторитет, как бывшего Председателя КГБ, он признался, что записку ему « подсунули» , пользуясь его неопытностью, и он подписал ее, практически не читая. Не случайно он попросил Яблокова ознакомить его с оригиналом этого письма и связаться с сотрудником КГБ, непосредственно отвечавшим за подготовку данного документа . Но этого не было сделано.

Следует учесть, что за три недели до допроса Шелепина Яблоковым, центральные российские газеты опубликовали основные документы из катынского «закрытого пакета № 1», в том числе и его записку Хрущеву от 3 марта 1959 г. Несомненно, А.Шелепин был знаком с этими публикациями, но, тем не менее, по поводу записки у него возникли вопросы. Что бы это значило?

С учетом вышеизложенного, утверждение Яблокова о подтверждении Шелепиным подлинности письма просто не корректно . Однако в сентябре 2009 г. бывший военный следователь Яблоков в ходатайстве в Басманный суд г. Москвы вновь утверждает, что бывший Председатель КГБ Александр Шелепин в ходе допроса подтвердил подлинность кремлевских документов из «закрытого пакета» (См. Новая газета. 02.09.2009. «Он лично допрашивал Шелепина и Судоплатова. И за это ответит»). В данном случае Яблоков пошел на явный подлог. Он забыл собственные утверждения, изложенные в книге « Катынский синдром…» о том, что Шелепин подтвердил подлинность только записки , направленной Хрущеву. На самом же деле Шелепин вынужден был согласиться с утверждением, навязанным ему Яблоковым.

Мифическая ситуация, рассказанная Шелепиным по поводу получения им «закрытого пакета» из Архива Политбюро, позволяет оценить профессионализм остепененных катыноведов. Так, авторы «Катынского синдрома…» утверждают, что « готовя записку, Шелепин затребовал и получил – с датой 27 февраля 1959 г. – выписку из протокола Политбюро ВКП(б) с решением от 5 марта 1940 г. Вероятно, он познакомил с нею Хрущева, тем более, что его подписи на документе не нашел» (Катынский синдром… С. 205—206).

Утверждение о том, что Шелепин после ознакомления с выпиской из протокола Политбюро ЦК ВКП(б) осмелился ознакомить Хрущева с этим документом, просто невероятно с позиций внутрипартийных должностных отношений. В КПСС никто и никогда не смел показывать «первому лицу», что тот чего-то не знает в вопросах, находящихся под его непосредственным контролем. «Особая папка» и «закрытые пакеты» в ЦК КПСС всегда были прерогативой «первого лица». Если бы Шелепин сунулся к Хрущеву подобным образом, как это описывается в «Катынском синдроме…», то его дни на руководящей работе были бы сочтены. Зная амбициозный и взрывной характер Хрущева, ситуация, без сомнения, перешла бы на личностный уровень и кончилась бы для Шелепина весьма печально.

Следователю Яблокову следовало бы также поинтересоваться некоторыми моментами, на которые записка Шелепина не давала ответа. И, прежде всего тем, почему решение Политбюро не было выполнено в полном объеме ? Эта информация могла бы пролить дополнительный свет на Катынское дело. Следствие также не выяснило, на основании каких отчетов была определена цифра расстрелянных поляков в 21 857 человек?