Лорд Теней - Кассандра Клэр

– Заварю чаю, – решил он. – Это поможет.

Эмма наморщила нос.

– Чай? Ты предлагаешь все решать чаем? Ты ведь даже не англичанин! Живешь в Англии два месяца! Когда они успели тебе мозги промыть?

– Кофе ты не любишь, а тебе нужен кофеин.

– Вот и раздобуду себе кофеина там, где его берут нормальные люди! – Эмма вскинула руки и побрела в кабинет. – Из шоколада!

Она принялась выдвигать ящики стола. Все они оказались пустыми. Эмма осмотрела книжные полки; и там ничего интересного. Она пошла на другой конец комнаты к шкафу – но тут что-то скрипнуло. Эмма обернулась, опустилась на колени и отбросила в сторону лоскутный коврик.

Половицы были из ошкуренного дуба. Прямо под ковриком обнаружился квадрат более светлого дерева и тонкие черные линии швов там, где виднелся люк. Эмма вынула стило и приставила к нему.

– Откройся, – шепнула она, рисуя руну.

Раздался звук разрывающейся ткани. Деревянный квадрат отвалился и рассыпался в щепки, которые провалились в открывшуюся дыру. Та оказалась немного больше, чем думала Эмма. В провале лежало несколько небольших книжек и большой том в кожаном переплете, на который Эмма посмотрела в недоумении. Это что, какая-то книга заклинаний?

– Ты что тут, взорвала что-то? – вошел Джулиан. Щека у него была вымазана чем-то черным. Он заглянул Эмме через плечо и присвистнул. – Классический тайник в полу.

– Помоги все это вытащить. Чур, гигантская книжища тебе. – Эмма подобрала три томика поменьше. Все они были в потертых кожаных переплетах с выбитыми на корешках инициалами «МФБ» и разлохмаченными страницами.

– Это не книга, – странноватым голосом сказал Джулиан. – Это портфолио.

Он подхватил том и понес его в гостиную, Эмма поспешила следом. На кухонном столе стояли две дымящиеся чашки с чаем, в камине угасал огонь. Эмма сообразила, что черный мазок на лице у Джулиана – скорее всего, зола. Она представила себе, как он стоял тут на коленях, терпеливо разводя для них огонь, и ее захлестнула всепоглощающая нежность.

Джулиан уже стоял у стола, осторожно раскрывая портфолио. Он затаил дыхание. Первый рисунок акварелью изображал Часовенный утес, вид издали. Формы и цвета были полны жизни; Эмма словно почувствовала прохладный морской ветер, услышала крики чаек.

– Прелестно, – сказала она, садясь на высокий стул напротив.

– Работа Аннабель. – Джулиан коснулся подписи в правом углу листа. – Я понятия не имел, что она была художницей.

– Наверное, искусство у вас в крови, – сказала Эмма. Джулиан не поднял на нее глаз. Он осторожно, почти благоговейно переворачивал страницы. В папке было еще много пейзажей: Аннабель, судя по всему, любила рисовать океан и его берег. Еще Аннабель сделала не одну дюжину набросков дома Блэкторнов в Идрисе, запечатлев мягкость золотого камня, красоту садов, терновник, оплетавший ворота. Как роспись у тебя в комнате, хотела сказать Джулиану Эмма, но не сказала.

Джулиан, впрочем, не задержался ни на одном из этих рисунков. Но остановился, увидев набросок, изображавший коттедж, в котором они сейчас находились. Домик был обнесен деревянным забором, а вдали виднелся Полперро с разбросанными по противоположному холму домами Уоррена.

Прислонившись к забору, стоял Малкольм, удивительно юный – в то время он еще явно не перестал стареть. Набросок был сделан простым карандашом, но рисунок каким-то образом передал светлые волосы и необычность глаз. Всё это было запечатлено с такой любовью, что Малкольм казался прекрасным. Впечатление было такое, что он вот-вот улыбнется.

– Думаю, они жили тут двести лет назад, возможно, когда спасались от Конклава, – сказал Джулиан. – В местах, где ты был с тем, кого любишь, есть нечто особенное. Они становятся чем-то большим – концентрированной выжимкой того, что вы друг к другу чувствовали. Мгновения, что ты провел с кем-то в доме… впитываются в его камни. Впитываются в его душу.

Огонь осветил половину его лица, позолотил волосы. Эмма почувствовала, как к горлу подступают слезы, и изо всех сил старалась их сдержать.

– Малкольм не позволил этому дому обратиться в руины. Он его любил и заботился о нем, потому что тут он был с ней.

Эмма взяла свою чашку.

– И, может, сюда он и хотел снова ее привезти? – спросила она. – После того, как воскресит?

– Да. Думаю, Малкольм поднял Аннабель где-то рядом и планировал укрыться с ней здесь, как тогда, давно. – Джулиан, казалось, стряхнул нахлынувшее на него наваждение, как собака стряхивает воду. – На полках какие-то путеводители по Корнуоллу, я в них покопаюсь. А у тебя что? Что в книгах?

Эмма открыла первый томик. Изнутри на форзаце было нацарапано: «Дневник Малкольма Фейда Блэкторна. 8 лет».

– Во имя Ангела! – охнула она. – Это его дневник.

Она начала читать вслух с первой страницы:

Она осеклась. Это был голос человека, который убил ее родителей. Но в то же время это был доносящийся из глубины веков голос беспомощного и ничего не понимающего ребенка. Двести лет – в дневнике не стояло дат, но он явно был написан в начале девятнадцатого века.

– «Аннабель говорит», – прошептала она. – Он так рано в нее влюбился…

Джулиан встал.

– Похоже на то, – сказал он. – Придется прошерстить дневник на предмет упоминаний мест, важных для них обоих.

– Тут много… – заметила Эмма, глядя на три тома.

– Значит, нам много придется прочесть, – сказал Джулиан. – Сделаю-ка я нам еще чаю.

И Джулиан удалился на кухню. Жалобный вопль Эммы «Только не чаю!» раздался ему вслед.

Сумеречный базар Лондона находился на южном конце Лондонского моста. Кит был разочарован, обнаружив, что Лондонский мост оказался всего лишь скучной бетонной громадиной без единой башни.

– Я думал, он будет как на открытках, – сокрушался он.

– Ты про Тауэрский мост, – лукаво заметила Ливви, когда они начали осторожно спускаться по узкой каменной лестнице под железнодорожные пути Лондонского моста, пересекавшиеся у них над головой. – Это тот, который на всех картинках. Настоящий Лондонский мост давным-давно снесли; это современная замена.

Указатель сообщал, что здесь находится какой-то дневной рынок фруктов и овощей; но тот давным-давно закрылся. Выкрашенные в белый прилавки были надежно закрыты жалюзи, а ворота – заперты. Всюду простиралась тень Саутворкского собора – груды стекла и камня, закрывавшей вид на реку.