Ключи Коростеля. Ключ от Дерева - Сергей Челяев

– В карман они засунули это проклятое море, что ли, – тихо ворчал Збышек. Эгле на протяжении всего пути не упускала случая подтрунить над своим приятелем, что, конечно же, не придавало молодому друиду дополнительного оптимизма. Девушка явно с большим удовольствием болтала с Яном, но тот порядком устал и неохотно поддерживал разговор, думая о себе, о детстве, о родителях, о Паукштисах и Руте. Иногда Март начинал говорить на ходу вслух: сокрушался о тяжело раненном Молчуне, строил версии, где сейчас могут быть старина Лисовин и братец Гвинпин. О Снегире и Книгочее друиды и Ян в разговоре теперь почти не упоминали – говорить было нечего. Травник большей частью молчал, изредка отвечая на вопросы спутников короткими и отрывочными репликами. Наконец он сделал знак остановиться, посмотрел в сторону Марта, возившегося с лямками своего заплечного мешка, и улыбнулся.

– Ни одно магическое искусство не способно поддерживать долго столь мощные чары, парень. Рано или поздно мы их нагоним.

– Скорее бы, – поджала пухлые губы Эгле.

– Лучше поздно, чем никогда, – философски заключил Коростель, и все почувствовали, что теперь уже никому не хочется говорить ни о песке, ни о море. Все темы иссякли сами собой, и виной тому были безмерная усталость людей и пробирающий душу ветер. Они расстелили два плаща – песок был прохладный, но не холодный, – укрылись парой походных одеял, которые всегда лежали у каждого в заплечных котомках, и смежили веки. Каждый из друидов умел при желании заснуть на пятнадцать – двадцать минут и проснуться – нужно было только перед сном дать себе команду завести внутренние «часы». За время странствования со Служителями Леса Ян тоже выработал в себе это умение, поэтому он спокойно закрыл глаза и задремал. Небо понемногу темнело – опускались сумерки.

Ночь не привела отряд Травника к цели. В темноте, не переставая, дул сильный и сухой ветер, забираясь в складки одежды, холодя ноги и высушивая лица. Путники молча брели, кляня проклятый суховей и напряженно вглядываясь вдаль – не зачернеет ли впереди большая вода. Но все было по-прежнему, не слышен был и плеск волн, который задолго до побережья оповещает по ночам о близости моря. Пришлось даже одеться потеплее – ходьба уже не согревала.

Понемногу прояснилось, и пришел безрадостный рассвет. Друиды молчали, и только Март принялся высвистывать какую-то грустную мелодию, затихая и принимаясь вновь свистеть, словно он находил в этом занятии что-то важное для себя. Настроение было уже даже и не подавленное – в душу понемногу забиралось отчаяние от бессилия помочь своим, а горизонт все так же терялся в маленьких песочных и земляных холмиках. Они остановились вновь – после бесконечного ночного пути ноги отказывались идти дальше.

– Чего это ты свистишь, Збышек? – вяло поинтересовался Ян. У него самого губы настолько пересохли, что он часто прикладывался к объемистой фляге с чистой водой, которую набрал в фонтанчике на одной из ночных улиц Юры.

– Да так, несколько строчек, – смутился Март и сразу перестал свистеть.

– Спой, Збышек, – неожиданно сказал Травник и откинулся на спину, явно приготовясь слушать.

– Да тут не всем нравится, как я пою, – пробурчал Март.

– И вовсе даже нет, – лукаво заметила Эгле. – Вот когда ты поешь – мне очень нравится. Не нравится мне, только когда ты задираешь нос.

Они переглянулись с Травником, и тот подмигнул девушке. Коростель между тем улегся на спину, обернувшись плащом, подложил руки под голову и тоже приготовился слушать.

– Ну ладно, – махнул рукой одновременно и смущенный, и польщенный Март. – Только чур строго не судите – это только так, несколько строк.

Он уселся поудобнее, закутался от ветра в одеяло, помолчал несколько мгновений, словно припоминая слова, и затем тихо, мелодично и очень чисто запел.

Заносит белый мой, песчаный голый край – там был вчера я

А утром вновь пролив разбудят крики чаек – далеко ушел корабль

Скорей бежим, скорей, ты бейся в парус, брат мой, Ветер

Я побегу вперед – вон там скала, и к ней на грудь упасть…

Прости, сестра

Мне моря штиль преградой стал – я так устал

А над землею гордо реет суховей

Повисли паруса, уже не бьет волна, и умер ветер

Прозрачны небеса, не слышно криков чаек – далеко ушел корабль…

Песня кончилась, но всем почудилось, что они даже ощутили далекий плеск волн, словно дыхание моря приблизилось к ним и было сейчас где-то рядом, за спиной.

– По-моему, здорово, – подал голос со своей импровизированной лежанки Коростель. Он словно наяву представил картинку из дешевой потрепанной книжки, которую они в детстве часто разглядывали с Рутой: море, чайки над волнами и далекие паруса уходящего куда-то в синеющую даль маленького корабля.

– Точно, – подтвердил Травник. – В твоих словах словно магия заключена, вот только грустно немного.

А Эгле вскочила с колен, подбежала к Марту и неожиданно звонко чмокнула его в щеку, так что все рассмеялись, а молодой друид в мгновение ока залился краской. Девушка тут же скорчила ему рожицу и стремглав вернулась на свое место подле Симеона. Ян сразу вспомнил Руту, и на душе у него заскребли кошки.

– Что ж, пора в путь, – заключил Травник, с сожалением вставая с песка и потягиваясь всем телом. – Зорзы не ждут.

– Где же это море… – сокрушенно вздохнул Збышек, и Эгле тяжело вздохнула тоже.

Коростель с трудом привстал, скатал плащ и вдруг увидел в земле, на которой он только что лежал в изнеможении, маленькое полузасыпанное песком отверстие, наподобие маленькой норки. Из него выглядывал уголок чего-то непонятного, красно-коричневого, с зубчиками, и острого, как треугольный луч. Не долго думая, он ухватился за кончик этой штуки и неожиданно вытащил из песка маленькую живую морскую звезду. Все ее пять лучей нервно подрагивали, и звезда сокращалась всем телом, пытаясь вырваться из ладони Яна.

– Смотрите, звезда! – воскликнул Ян.

Все обступили его, разглядывая удивительную живую находку. Животное притихло, но Коростель ладонью отчетливо ощущал, как в этом странном, облепленном песком и илом теле, щекочущем руку, тихо и испуганно пульсирует жизнь, или, как друиды говорили, Дар.

– Она пережидает отлив, – промолвил Травник. Он обвел взором своих друзей – Марта, Коростеля, Эгле – и вновь повторил: – Она пережидает отлив. Она знает, что море вернется. Это хороший знак.

Они посмотрели на Травника все: Март, Коростель и Эгле. Лица их были запыленные, припорошенные песком, с потрескавшимися от злого ветра губами. Вокруг простиралась земля пополам с песком, кое-где из нее торчали стебли чахлых кустиков, а шелесту песка вторил в небе над головой холодный ветер-суховей, словно подхватив слова песни Марта: далеко ушел корабль… далеко ушел… корабль… далеко… ушел… корабль… далеко…

– Это хороший знак, – повторил Травник, словно убеждая в этом себя, друзей, а может быть, недобрую судьбу. – Будем считать так.