Царская невеста - Валерий Елманов

Может быть, я еще долго бы изливал все, что у меня накопилось на душе, выплескивая праведное возмущение его вопиющей подлостью, но тут от шума вновь проснулась моя… маленькая.

В который раз зло буркнув напоследок, что все равно не сдамся, я направился к ней. Успокоить мою «крошку» удалось сравнительно легко – хватило пару-тройку раз погладить ее, ласково проведя рукой по шелковистым волосам и по разрумянившимся от сна щекам с нежным персиковым пушком.

А утро принесло радость. Она что-то тихо лепетала, сидя в машине, которую мы поймали, и, прислушавшись, я уловил нечто знакомое. Это оказалось уже не бессмысленное «бу-бу-бу». Она повторяла слова из наших разговоров, правда, немилосердно искажала их.

– Ну вот, приходит в себя, – ободряюще заметил водитель, зафрахтованный нами аж до самой Москвы. – Я сразу сказал – обойдется у вас с актрисой.

Дело в том, что мы объяснили ему наше присутствие в таком глухом месте, да еще в столь экзотических костюмах, съемками исторического фильма. Мол, главной героине стало плохо, потому что молния ударила почти в нее, и теперь мы срочно везем девушку в больницу, чтобы вывести из шока.

– Надо же, как вам не повезло. Гроза в сентябре вообще жуткая редкость, да тут еще прямо в нее угодило, – посетовал водитель. – Жаль деваху, тем более вон она какая… красивая. А как кино-то называется?

– «Царская невеста», – мрачно ответил я и, напоровшись на удивленный и слегка встревоженный взгляд Валерки, пояснил: – О ней у тебя нигде не было написано, так что она из незапланированных. И бояться нечего, бабочку я не раздавил. Она бы все равно утонула в пруду.

– Бабаку… не ластавил… – удовлетворенно подтвердила Маша. – Утанула. Все лавно.

Я так и застыл с открытым ртом, после чего вопросительно уставился на Валерку – вдруг мне показалось? Но нет, судя по его загоревшимся глазам, у княжны и впрямь что-то где-то стало понемногу «включаться».

А потом, только гораздо позднее, но в этот же день, пришло время и для моей улыбки. Наступило оно после посещения госпиталя внутренних войск, где ее осмотрел Сергей Николаевич Горшков – главный психиатр и хороший Валеркин знакомый. Первичный диагноз он поставил, как впоследствии оказалось, не просто правильно, но с абсолютной точностью:

– Для полноты картины и вынесения, так сказать, окончательного приговора, девушку лучше всего было бы поместить на обследование в приличный стационар, – осторожно заметил он после долгого, не менее получаса, общения с Машей наедине. – Тогда бы я поручился за свои слова. А пока это всего лишь наиболее вероятный прикид, тем более что случай совершенно нетипичный, – оговорился он и продолжил: – У вашей артистки, молодой человек, не просто шок от молнии. – И выжидающе уставился на меня.

Ну и что ему сказать? Правду? Тогда он и мне порекомендует полежать в стационаре.

– Она еще и ударилась в падении, – промямлил я и зачем-то добавил: – Больно.

– В смысле – сильно? – уточнил он.

Я с облегчением кивнул.

– Хитро ударилась, – вздохнул приземистый коренастый бородач в докторском халате и сочувственно улыбнулся.

Может, улыбка была, что называется, профессиональной, но мне она показалась искренней.

– Очень хитро, – повторил он, задумчиво поглаживая небольшую округлую бородку. – Такое ощущение, что ее мозг как-то внезапно растерял всю приобретенную информацию, то ли напрочь ее позабыв, то ли…

– А каковы шансы, что она снова все вспомнит? – поинтересовался я.

– А тут я ничем порадовать не могу – еще раз повторюсь, что нужно всестороннее обследование, – твердо сказал Сергей Николаевич. – У меня ваш случай – первый за всю многолетнюю практику. Пока можно констатировать лишь одно: полное стирание памяти. Я, конечно, в технике не спец, но могу сравнить с компьютером, когда вы форматируете у него жесткий диск. Теперь у нее в голове пустота, но у меня такое ощущение, что туда можно закладывать по новой все что угодно… – И развел руками. – Пока все.

Звания его я так и не увидел – мешал накинутый на плечи белый халат, да и не до того мне было, но, будь моя воля, я бы возвел его в ранг генерала. Нет, даже маршала. За непревзойденное мастерство и талант. Он угадал все, включая сравнение. Маша и впрямь училась на удивление быстро, особенно поначалу, заглатывая за день-два то, на что обычному ребенку нужно не меньше года. Когда Валерка через полторы недели нашел для меня уединенное местечко – один из его приятелей уезжал в отпуск к морю и просил приглядеть за дачей, – ей было уже семь лет. Не меньше.

Только временами, крайне редко, да и то лишь на несколько секунд, в ней просыпалось что-то от той прежней, но почти сразу безмятежно засыпало. Впервые я это заметил, когда мы подходили к трамваю, чтобы ехать на вокзал, а оттуда на дачу.

– Ух, яка колымага вели́ка! – простодушно восхитилась она, тыча пальцем в трамвай. – Дак из железа вся. Нешто такую лошади увезут?

У меня перехватило дыхание. Я беззвучно шевелил губами, стараясь глотнуть воздух, и лихорадочно размышляя в поисках ответа: «Радоваться мне этому пробуждению или…»

Но Маша тут же нахмурилась, о чем-то напряженно размышляя, а затем вновь обратилась ко мне и прощебетала:

– Костя, а что такое колымага?

Это только один из примеров. Впрочем, случались эти «включения» настолько редко – не чаще двух-трех раз в месяц, впоследствии и того реже, а спустя год вообще прекратились, – что можно было не обращать на них внимания. Да и не до того мне – я ведь… учительствовал. Получалось не ахти, но, на мое счастье, в школе, где я преподавал, числилась всего одна-единственная ученица, притом гениальная, так что особых проблем, невзирая на полное неумение, я не испытывал.

Начальные классы Маша прошла за неделю. Когда же мы спустя месяц возвращались с дачи, княжна щелкала квадратные уравнения, как орешки. Дальше я с нею не пошел. Во-первых, сам плохо знал, а во-вторых, не имело смысла забивать прелестную головку моей девочки всякими глупостями из учебников алгебры и начала анализа, тригонометрией и прочей белибердой, которая обычному человеку туго дается и через год после окончания школы вылетает из головы. Совсем. За абсолютной ненадобностью.

Так же я поступил и с остальными точными науками – и физика, и химия только за седьмой и кое-что из восьмого класса. То есть она имела обо всем общее представление, а что касается конкретики – никаких формул. Причина та же – за ненадобностью.

Иное дело – гуманитарные предметы. Литература и география, зоология и ботаника – это да. Это ей сгодится. Как принято говорить – для общего интеллектуального развития. Тем более что учебники Маша не читала – перелистывала, но при этом запоминала все.

С английским языком сложностей тоже не было. Найденный в поселке репетитор – бывшая учительница, а ныне пенсионерка Аглая Васильевна – вообще млела, каждый день не уставая засыпать цветущую от удовольствия Машеньку комплиментами. С головы до ног.