Магниты - Наталья Способина

— Я… — начала Яна и сглотнула, потому что в пересохшем горле нещадно драло. Врачу из скорой помощи она сказала, что с ней все хорошо, но, кажется, погорячилась. У нее невыносимо кружилась голова. Впрочем, так бывало от страха. Врач бы тут вряд ли помог. — Мне позвонил Дима и сказал, что они меня там ждут. И что не могут выйти. Я взяла магнитный ключ и открыла коридор, но замок потом заблокировался. Во время пожарной тревоги у нас блокируют все двери.

— А как молодые люди туда попали?

«Вот и момент истины», — подумала Яна, отсчитывая удары сердца. Наверное, она могла бы соврать. И наверное, в этом не было никакого смысла, потому что мальчишкам не нужно было скрывать правду.

— Их проводила туда моя мама, Полозова Полина Викторовна.

— Угу, — кивнул следователь и поднял на Яну взгляд: — А зачем?

— Она сказала, что не может проводить их в другие помещения без разрешения руководства.

— А ваша мама всегда следовала инструкциям?

— Насколько я знаю, да.

Яна говорила это все механически, как робот, чувствуя опустошение. Все вокруг казалось бессмысленным.

Почувствовав мягкий толчок под локоть, она повернулась к сидевшему на соседнем стуле Льву Константиновичу. Оказалось, что он протягивает ей бутылку воды.

— Выпей.

Яна благодарно кивнула, а он вдруг скрутил с бутылки крышку. Этот жест — жест помощи, жест желания сделать так, чтобы ей было удобно, — будто сломал последнюю преграду. Яна неожиданно для самой себя горько разрыдалась. Она рыдала и рыдала, а босс гладил ее по спине, и она чувствовала его тяжелую и горячую руку даже сквозь ткань пальто. И от этого ей было чуть спокойнее, только плакать хотелось еще сильнее, потому что, кажется, она не заслуживала ничего этого. И, кажется, она даже сказала об этом вслух, потому что Лев Константинович заявил:

— Ну, не тебе, допустим, решать.

Сказал он это с преувеличенно серьезным выражением лица, как, бывало, делал, когда шутил. А еще он почти силой заставил ее попить. Яне очень хотелось спросить: он делает все это в память о друге, для того, чтобы вытащить из нее всю правду и тем самым защитить детей Волкова, или же потому, что она тоже ребенок друга и ей тоже нужна защита? А может, совсем уж невероятное, он просто заботится о ней самой?

Яна хотела обо всем об этом спросить, но вместо этого все рыдала и рыдала. А потом вдруг рассказала всю правду. И про самолетик, и про лимонный сироп. Пока она все это рассказывала, ей очень хотелось умереть, не сходя с места, потому что она предавала маму. И лишь мысль о том, что мама, кажется, предала ее, немного помогала сохранить рассудок.

Когда она закончила, следователь попросил ее сдать телефон. Яна молча сдала. Телефона жалко не было. Было жалко себя и маму. И Льва Константиновича, который смотрел прямо перед собой и больше не шутил.

— Что и требовалось доказать, — пробормотал следователь, и босс поморщился. — Напиши нам адреса и пароли от всех своих почтовых ящиков, — сказал следователь Яне.

И Яна написала. От всех, кроме одного, который мама завела, когда она была совсем ребенком, и на который отправляла каждый год по письму на Янин день рождения, где рассказывала, как она ее любит, и сколько интересного произошло с Яной за прошедший год, и сколько классного ее ждет в будущем. Слезы опять потекли. И на этот раз Лев Константинович не стал ее успокаивать.

Яна ждала, что ее арестуют, но босс сказал: «Пошли», и Яна пошла за ним. На крыльце полицейского участка она остановилась, не зная, что теперь делать и куда идти. Ключи от квартиры по-прежнему лежали у нее в кармане, хотя следователь сообщил, что к ней приедут, чтобы провести в квартире обыск и изъять компьютер и документы. Яна подозревала, что смысла в обыске нет. Если до сегодняшнего дня она считала, что, возможно, ее мама просто запуталась, то теперь ясно понимала: у мамы был план.

— Пойдем. Сегодня у нас переночуешь.

Яна в недоумении повернулась к боссу. Хотела спросить: «У кого „у вас“?» — если они с сыном живут по разным адресам, но ей вдруг стало все равно.

Вышедший из машины Роман открыл для нее заднюю дверь, и Яна, устроившись на сиденье, отвернулась к окну. Боялась, что к ней будут лезть с расспросами, но никто не обращал на нее внимания. Будто ее не существовало.

Роман попросил заехать к Маше, и Яна немного удивилась тому, что оказалась способна испытывать раздражение. Маша ей по-прежнему не нравилась, и теперь Яна наконец поняла почему. Маша нравилась всем: и сидевшему на переднем сиденье Диме, который напрягся после слов Романа, и Льву Константиновичу, который усмехнулся просьбе сына, и уж конечно, Роману, который, завидев Машу, вывалился из машины, даже не дождавшись полной ее остановки.

Яна завидовала. Потому что она тоже хотела быть нужной. С самого детства. Сперва отцу, который так к ней ни разу и не пришел, потом боссу, потом Диме. Вот только ничего не вышло.

Глава 37

Ведь любить можно просто: без драм и разрушенных судеб.

В четверг Лялька проснулась рано и первым делом потянулась за телефоном. Новых сообщений ни от кого не было. Висело одно непрочитанное от Димки еще со вчерашнего дня. Лялька открыла чат и увидела «спасибо», которое он отправил после того, как его подружка приезжала за вещами. Следом шел смайлик с поцелуем. Несколько секунд она смотрела на смайлик, а потом промотала чат вверх. Оказалось, что их переписка ничтожно мала. В ней были короткие Димкины «еду домой», «буду во столько-то», «я дома» и почти не было ее ответов. Максимум «ок». И его сегодняшний смайлик был первым за все время. Лялька уставилась на экран, думая о том, что она находила сотни печатных знаков для общения в Сети с неизвестными ей людьми, а на собственного брата ничего не оставалось. Ни букв, ни слов.

«Я тебя люблю», — написала она и добавила смайлик с поцелуем.

Димка прочел сразу и тут же отбил: «Это летело к Крестовскому, а свернуло ко мне?»

На этот раз смайлик ржал над ее попыткой признаться в любви. Только Лялька вдруг поняла, что Димка не хочет ее обидеть. Ему тоже неловко и непривычно.

«Это летело к моему придурковатому брату. Если залетело не по адресу, то верните ему телефон».

Димка не отвечал долго, а потом написал: «Я тебя тоже, Ляль».

Лялька прижала телефон к губам, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Не от обиды или боли, а оттого, что внутри ворочается что-то огромное и сильное. И Лялька просто не может с этим справиться. Она-то думала, что, признавшись в своей любви Димке и Сергею, выпустит это и ей станет легче. Но оказалось, что их ответы питают этого монстра в ее груди. И, кажется, нужно будет просто как-то учиться с ним мириться и сосуществовать.

Лялька спустилась на кухню. Сергей готовил завтрак. Она остановилась в дверях и, наблюдая за тем, как он режет помидоры, вспомнила, о чем думала вчерашней ночью, когда к ним пришел дядя Лёва: Сергей совсем заменил папу, и с ним больше не было неловко. Вчера он вернулся домой пораньше, сообщил, что Димка еще в больнице, но с ним все в порядке, и предложил посмотреть какой-нибудь фильм. Они никогда не смотрели фильмы вместе. Это было странно и, наверное, правильно. А еще Лялька больше не считала, что он их обманывает, и не рассматривала каждое его слово, обращенное к ней, как попытку следовать советам психолога. Она… начинала верить, что, кажется, нужна сама по себе.

Сергей наконец заметил ее взгляд и, обернувшись, улыбнулся.

— Привет. Завтракать будешь?

Его кулинарные навыки ограничивались яичницей, и обычно Лялька отказывалась, но сегодня просто не смогла. Получалось, что она действительно