Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930-1945 - Альберт Шпеер

За скромным ужином в маленькой задней комнате канцелярии, обставленной в крестьянском стиле, я случайно узнал от Зеппа Дитриха, командира личной охраны Гитлера, что Гитлер намеревается издать приказ «пленных не брать». Причина, по словам Дитриха, была в том, что, как выяснилось в ходе наступления эсэсовских частей, советские войска убивали немецких военнопленных. Гитлер тут же приказал уничтожить в тысячу раз больше советских пленных.

Я был ошеломлен и по эгоистическим соображениям встревожен такой расточительностью, ведь речь шла о сотнях тысяч военнопленных, то есть именно о тех трудовых ресурсах, которых мы тщетно добивались много месяцев. Я воспользовался первой же возможностью, чтобы переубедить Гитлера, и без труда добился успеха: фюрер с явным облегчением отозвал свой приказ войскам СС. В тот же день, 8 июля 1943 года, он приказал Кейтелю подготовить указ о направлении военнопленных на военные заводы[157].

Как оказалось, в дебатах по поводу судьбы военнопленных не было необходимости. Наступление началось 5 июля, но, несмотря на огромное количество самой современной техники, мы не смогли окружить советские войска. Надежды Гитлера на новую технику не оправдались, что он и признал через две недели. Даже летом противник сумел перехватить инициативу.

После второй зимней катастрофы – поражения под Сталинградом – главное командование сухопутных войск настаивало на строительстве линии обороны в глубоком тылу, но Гитлер и слышать об этом не желал. Теперь же, после неудачного наступления, он был готов к сооружению линии обороны на расстоянии от 19 до 24 километров от передовой[158].

Генштаб выдвинул контрпредложение: создать оборонный рубеж на западном высоком (более 46 метров) и крутом берегу Днепра, господствовавшем над речной долиной. Предполагалось, что для строительства глубокого оборонительного рубежа времени хватит, поскольку линия фронта проходила пока в 200 километрах от Днепра. Однако Гитлер категорически отверг этот план. Если во время своих победоносных кампаний он называл немецких солдат лучшими в мире, то сейчас заявил: «Строительство рубежей в глубоком тылу невозможно по психологическим причинам. Если солдаты узнают, что километрах в ста за линией фронта существуют укрепления, никто не сможет убедить их сражаться. При первой же возможности они отступят, не оказав противнику никакого сопротивления»[159]. Несмотря на запрет Гитлера, по приказу Манштейна и с молчаливого согласия Цайтцлера, в декабре 1943 года Организация Тодта приступила к строительству рубежей на Буге. Гитлер узнал об этом от моего заместителя Дорша, когда советские армии еще находились от 160 до 200 километров восточнее Буга, и снова в необычайно резких выражениях он приказал немедленно прекратить все работы[160]. Строительство тыловых укреплений, бушевал фюрер, еще одно доказательство пораженческих настроений Манштейна и его группы армий.

Упрямство Гитлера облегчило наступление советских войск, ибо в России никакие земляные работы невозможны уже в ноябре, когда почва промерзает. Имевшееся в нашем распоряжении время было упущено; солдатам негде было укрыться от морозов, а зимнее обмундирование не соответствовало суровому русскому климату, противник же был экипирован отлично.

Такое поведение Гитлера было не единственным доказательством нежелания признавать коренной перелом на Восточном фронте. Весной 1943 года Гитлер потребовал начать строительство пятикилометрового шоссе и железнодорожного моста через Керченский пролив, хотя мы давно уже строили там канатную дорогу с ежедневной пропускной способностью в тысячу тонн, которую ввели в строй 14 июня. Поставок по ней вполне хватало для оборонных нужд 17-й армии, но Гитлер не отказался от плана вторжения в Иран через Кавказ. Он открыто обосновывал свой приказ о строительстве моста для переброски войск и вооружения на Кубанский плацдарм именно вторжением в Иран[161]. Однако у гитлеровских генералов давно не было подобных мыслей. Посещая Кубанский плацдарм, все они как один сомневались, можно ли вообще удержать его из-за явно превосходящих сил противника. Когда я доложил об их опасениях Гитлеру, он презрительно сказал: «Пустые отговорки! Еникке, как и Генеральный штаб, не верит в новое наступление».