Пасадена - Дэвид Эберсхоф

— Которая?

Роза выступила чуть вперед, как будто предлагая себя. В тесной приемной стояли письменный стол, древняя пишущая машинка на отдельном столике и кушетка, закрытая шерстяным покрывалом в узорах. В стеклянном шкафу сверкали ряды пинцетов, скальпелей, зажимов с резиновыми наконечниками, белоснежные шарики ваты, стеклянные банки с прозрачными жидкостями, про которые Линда подумала, что их лучше не ронять, а то они взорвутся. На самой верхней полке лежал острый инструмент длиной около фута, наподобие ножа для колки льда, а поверх него — стальной нож, похожий на серп.

— Вам повезло, что доктор не ушел домой. Я упросила его подождать еще минут пятнадцать. Но вообще-то те, кто заставляет его ждать, здесь больше не показываются.

Линда с Розой опустились на кушетку, а сестра протиснулась между мебелью, двигаясь так неосторожно, что Линда ждала, что она вот-вот смахнет что-нибудь с письменного стола, разобьет локтем стеклянный шкаф или перевернет столик с пишущей машинкой. Сестра пробубнила что-то себе под нос, подняла глаза и сказала:

— Не бойтесь. От этого будет только хуже. Это хороший врач. Даже самый хороший.

Линда не выпускала руку Розы, и обе подпрыгнули, когда открылась дверь и вошел врач. Это оказался молодой мужчина с темными бакенбардами, в очках, узкогрудый; он пожал девушкам руки и сел за стол.

— Познакомились с мисс Бишоп? — кивнул он в сторону медсестры, которая устроилась на вращающейся табуретке, давя на ее колесики всей своей массой.

Врач посмотрел на Линду и сказал:

— Я полагаю, вы Роза.

— Нет, — ответила Линда.

Глаза врача задержались на Линде, и он сказал:

— Извините. Почему-то я подумал, что это вы.

Обратившись к Розе, он начал:

— Сначала ответьте мне на кое-какие вопросы, а потом приступим.

Сестра кивнула тяжелым, в пушке подбородком, скрипнула пружина кушетки, и Линда шепнула:

— Если хочешь уйти, я отвезу тебя домой.

— Полный возраст? — начал Фримен.

— Двадцать лет.

— Место рождения?

— Пасадена.

— Семья?

— Мать умерла.

— Замужем?

— Нет.

— Тогда зачем же вы пришли?

— У меня… я… доктор, я думала, вы все знаете…

Она сжала ладонь в кулак и потерла виски. Волоски около ушей взмокли, глаза затуманились, щеки заблестели.

— Сколько уже, Роза?

Роза не говорила, и Линде захотелось ответить за нее, хоть чем-нибудь помочь ей. Но Линда знала не больше врача и мисс Бишоп. Она, не замечая того, подалась к Розе, думая о том, о чем спросил врач, — сколько уже? — и задала себе естественный вопрос: от кого? Сколько уже и от кого? Линда знала ответ по крайней мере на один вопрос, и слишком переживала сейчас за Розу; было не до выяснения отношений, не до своей боли. С этим можно разобраться потом, но, так как Линда обещала Розе пойти к врачу и чуть было не нарушила обещание, теперь ей нужно было сдержать свое слово, как Брудер сдержал свое.

Врач снял очки, взглянул на мисс Бишоп, встал со своего места, склонился над столом и сказал:

— Милая Роза! Отвечайте, пожалуйста, на все вопросы, это очень важно.

Он ухмыльнулся; ему, наверное, казалось, что дружелюбно, Линда же подумала — хладнокровно, как будто Роза могла сообщить ему самую захватывающую новость этого дня.

— Месяца два… Точно не знаю, — ответила Роза.

Мисс Бишоп принялась вынимать все необходимое из стеклянного шкафчика: шарики ваты, скальпель, нож, похожий на серп. Она открыла дверь позади стола Фримена, и Линда успела заметить покрытый клеенкой медицинский стол. К краю стола мисс Бишоп подкатила огромную лампу и поставила ее так, чтобы Розу заливал холодный жемчужный свет.

— Сопутствующие заболевания есть?

Роза непонимающе уставилась на него, вцепившись в руку Линды, а Фримен продолжил скучным голосом:

— Нет? Никаких? Гонореи? Шанкра? Сифилиса?

Роза тихо ахнула.

— Роза…

— Нет… Только это.

— Примете мышьяка, просто чтобы подстраховаться.

Рядом со шкафом было окно, задернутое шторой, но солнечный свет пробивался даже через нее, рисуя на полотне нечеткий прямоугольник. Линда вспомнила, что за окном погожий день, вспомнила террасу «Висты», где прикрывалась рукой от солнца. Неужели прошел только час? Все казалось таким далеким, и она обернулась к совсем белой от страха Розе.

— Пройдите-ка к мисс Бишоп, — сказал Фримен.

Роза встала, Линда тоже поднялась, и опять Роза тяжело повисла на Линде, ее быстрое и тихое дыхание грело Линде шею; ее тело было сейчас как стройная колонна из костей.

Роза прошла в другую комнату, мисс Бишоп закрыла за ней дверь; через стеклянную дверь с воздушными пузырьками Линде был виден силуэт Розы — она сняла пальто, начала расстегивать застежки платья. Доктор Фримен сидел за столом и, глядя в пространство, держал в руке очки. Линда видела, что этот красавец страдает оттого, что черная щетина растет у него так быстро, что к концу дня он небрежно выглядит. На столе стояла его свадебная фотография, повернутая так, что Линда только догадывалась, что доктор был в морской форме, а его невеста — в корсете.

— С ней все будет в порядке, — сказал он.

— Это долго?

— Совсем недолго. Но потом ей нужно будет пару часов отдохнуть. Если хотите, можете идти, а часов в пять вернетесь.

Линда ответила, что останется и будет ждать.

— Ей будет не очень хорошо, но это нормально. Я не хочу, чтобы вы волновались. Это ваша сестра?

— Подруга.

Врач снял со стены белый халат, надел его, вошел в другую комнату и закрыл за собой дверь. Линда сидела на кушетке и чувствовала, как ее охватывает страшная слабость, — это бессонная ночь брала свое. Сумрак приемной успокоил пульс, веки отяжелели, она не заметила, сколько прошло времени, когда услышала жуткий крик и рыдания.

— Сестра! — негромко, но без паники позвал Фримен, с той стороны двери донесся еще один вскрик, Линда подалась вперед, к стеклу, и услышала его твердый, спокойный голос:

— Мисс Бишоп, нагните ее. Держите вот так!

Роза громко плакала, Линда старалась рассмотреть хоть что-нибудь через стекло, но видела только две шевелящиеся тени, похожие на акул, которые вышли на охоту в глубинах океана. Она повернула ручку замка, но он был заперт, звуки в другой комнате затихали, и наконец воцарилась гнетущая тишина, прерываемая всхлипами и тяжелым дыханием. Она стояла у двери, но несколько минут не было слышно совсем ничего, кроме знакомого Линде звука мывшейся под краном посуды. Линда подошла к окну, отдернула штору и увидела из окна аллею и крытую толем крышу Вебб-Хауса. Белый викторианский дом сиял под лучами поворачивавшего на закат солнца, отсвечивая розовато-оранжевым на обшивочных досках. Острие башенки на крыше нестерпимо сияло, под окном на лавочке, освещенные вечереющим светом, сидели две девушки-упаковщицы, радуясь выходному дню. Они сидели совершенно спокойно, и Линда понимала, что говорят они сейчас о чем угодно, только не о том, что делается в апельсиновой роще. На крылечке, повязанная серо-стальным фартуком, стояла миссис Вебб, уперев руки в бока, и оглядывалась вокруг с таким видом, как будто совершенно точно знала, что где-то какая-то девушка попала в такой переплет, что помочь ей сумеет только она, миссис Эмили Вебб. Линде пришло в голову, что миссис Вебб сейчас думает: «И что бы они без меня делали?» Грудь Линды переполняли чувства, в ней брало верх сострадание.