Даниил Хармс и конец русского авангарда - Жан-Филипп Жаккар

к яфетической теории, развивавшейся лингвистом Н. Марром, весьма популярным в ту эпоху. Туфанов говорит об этом во всех своих декларациях. Например: «Вот почему нас вдохновляют уже не завитушки гороха, не любовь и тому подобная амброзия, а больше всего, о! неизмеримо больше наш родной, русский, православный язык, — "Иоанн Златоуст", как скажет вам поэт Марков, и палеонтологические раскопки в праславянском, в древнерусском, санскрите, древнееврейском и прочих языках, в том числе и яфетических — прибавлю я к словам Маркова» (Туфанов А. Слово об искусстве. С. 182). О Н. Mappe см. примеч. 221 к настоящей главе.

221

См.: Крученых А. Заумный язык у Сейфуллиной...

222

Туфанов А. Слово об искусстве. С. 182. Интересно отметить, что Малевич, о близости которого с Хармсом пойдет речь в следующей главе, также (впрочем, как и многие другие) обращался к крестьянской теме. Форма частушки часто встречается у Хармса. В этом плане понятно, почему Клюев был для Хармса авторитетом. Мы имеем свидетельства тому, что он делал визиты к поэту. Г. Матвеев вспоминает: «Даниил заходил к Клюеву, нравились ему чудачества Клюева: чуть ли не средневековая обстановка, голос и язык ангельский, вид — воды не замутит, но сильно любил посквернословить» (приведено А. Александровым: Хармс Д. Полет в небеса. С. 540). См. также рассказ об одном из этих визитов: Бахтерев И. Когда мы были молодыми. С. 81—82. О поэтических вечерах, которые организовывал Клюев у себя, см. воспоминания: Менский Р. Н.А. Клюев // Новый журнал. 1953. № 32. В конце 1927 г. Хармс отмечает в своих записях: «Клюев приглашает Введенского и меня читать стихи у каких-то студентов, но, не в пример прочим, довольно культурных» (Хармс Д. Дневниковые записи // Жаккар Ж.-Ф., Устинов А. Заумник Даниил Хармс: Начало пути. С. 165).

223

Не следует пренебрегать влиянием, которым пользовался Н. Марр и его «яфетическая теория». Отчасти именно ему обязано своим появлением понятие «палеонтологическая речь», встречающееся у Туфанова, так же как и интерес, который испытывали писатели, относящиеся к авангарду на Кавказе, к языкам этого края, изучаемым лингвистом в это время. У него можно встретить идею, весьма распространенную у интересующих нас поэтов, по которой «звуковой речи» предшествовала «кинетическая речь», язык жестов, и еще, что современному периоду предшествовал период «этнического словотворчества», а ему — период «космического словотворчества». Некоторые аспекты этой теории рассматриваются в очерке Липавского «Теория слов», изучаемом в главе 3, и, в частности, идея, что все языки исходят из одной точки и что изначальный полисемантизм группировал слова в «пучки», или «гнезда», будущих значений. О И. Павлове см. примеч. 190.

224

Туфанов А. Слово об искусстве. С. 182.

225

О Бергсоне см. примеч. 141 к этой главе.

226

Туфанов А. О жизни и поэзии. С. 196.

227

«Не знаю, по какому поводу Введенский поссорился с Туфановым. К началу 1926 г. "Левый фланг" перестал существовать» (Бахтерев И. Когда мы были молодыми. С. 67).

228

Хармс говорит еще о собрании «Левого фланга», назначенном на 15 января 1926 г.; см.: Хармс Д. Записные книжки // ОР РНБ. Ф. 1232. "Ед. хр. 73.

229

Туфанов А. Автобиография... С. 174.

230

Второй «Левый фланг», без Туфанова, продолжал свою деятельность вплоть до 1927 г. По Бахтереву, это название не вызывало никаких споров со стороны членов группы, в то время как по требованию Заболоцкого должна была быть отмечена дистанция по отношению к «заумникам» типа Туфанова. Поэт отказался иметь всякие (литературные) отношения с Туфановым или с другими заумниками и «беспредметниками» (см.: Бахтерев И. Когда мы были молодыми. С. 76, 209—210). Прежде чем стать ОБЭРИУ, группа имела название «Академия левых классиков» (см. примеч. 46 к главе 2 и цитату, связанную с ним). Однако Туфанов сохранил название «Левый фланг», о чем и свидетельствует титульный лист «Ушкуйников», где можно прочесть: «Левый фланг Л. о. В. С. П.» (то есть «Ленинградское отделение Всероссийского Союза поэтов»).

231

Хармс Д. Одиннадцать утверждений Даниила Хармса // ОР РНБ. Ф. 1232. Ед. хр. 371. Этот текст является частью тетради, в которой собрано несколько работ философского характера, написанных в это время; о них пойдет речь в следующей главе (см. примеч. 148 к главе 2).

232

«IX утверждение» (там же).

233

Там же.

234

Этот алогизм, который часто уподобляется непонятной бессмыслице, на самом деле является другой логической системой, так же как неевклидова геометрия Лобачевского относится к другой геометрической системе.

235

Хармс Д. Одиннадцать утверждений Даниила Хармса.

236

Хармс Д. Месть // Собр. произв. Т. 2. С. 54—65. Предложенный нами анализ является далеко не исчерпывающим, и мы признаем, что многие из предложенных нами идей весьма спорны. Этот текст можно найти" в большой тетради вместе с другими, очень близкими к нему по тематике, произведениями (см.: ОР РНБ. Ф. 1232, Ед. хр. 364). Хармс писал «Месть» от 22 до 24 августа 1930 г. Незадолго до этого, 21 августа, он сочиняет «Вечернюю песнь к имянем моим существующей», некоторые строки которой, помещенные ниже, можно связать с анализируемым нами диалогом:

Начало и Власть поместятся в плече твоем

Начало и Власть поместятся на лбу твоем

Начало и Власть поместятся в ступне твоей

но не взять тебе в руку огонь и стрелу

но не взять тебе в руку огонь и стрелу

дото лестница головы твоей

дочь дочери дочерей дочери Пе.

(Хармс Д. Вечерняя песнь к имянем моим существующей // Собр. произв. Т. 2. С. 52). Некоторые различия, имеющиеся в приведенных нами отрывках, по сравнению с текстом «Мести», опубликованным М. Мейлахом (в особенности в употреблении прописных букв), свидетельствуют о том, что мы публикуем их по рукописи.

237

Часто довольно трудно определить, к какому жанру относятся произведения Хармса. М. Мейлах отмечает, что в