В твоих руках не страшно - Ольга Островская

— Аедан, постой, пожалуйста, — тяну я его за руку, прежде чем мы успеваем выйти из небольшой гостиной в коридор.

И это внезапно очень сильно напоминает мне вчерашний день. То, как он вёл меня к гроту, а я остановилась, почувствовав взгляд Кахин. Даже спина моего демона напрягается почти так же. Да и лицо довольным никак не выглядит. Но я должна сказать.

— Я знаю, что ты сейчас мне скажешь, — выпаливаю прежде, чем рассеется моя решительность отстаивать своё мнение.

— Неужели? — удивлённо поднимает он брови.

— Да, — я для смелости даже кулаки сжимаю. И продолжаю сбивчиво: — Ты собираешься запретить мне приходить сюда. И я понимаю, почему ты так категоричен. Но… это не повод запрещать мне общаться с ней. Я не ребёнок. Я не глупа, и могу понять, когда мною манипулируют. И не так наивна и доверчива, как ты считаешь. То… что я доверилась тебе… это… это исключение. Просто ты такой… хороший. И… настойчивый. Но я… Я хочу знать о своей родне. Понимаешь?

Аедан молчит, странно смотря на меня. Словно до конца не верит в то, что слышит. А ведь я уже что-то подобное ему говорила. Но хоть не перебивает, за что я безмерно благодарна. И мне становится немного легче изливать ему душу, делясь наболевшим.

— При дворе в Аделхее все были уверены в том, что мама родила меня от какого-то случайного любовника, который бросил её, как только узнал, что она беременна. Обсуждали это у меня за спиной. Пальцами тыкали. Мамин муж… он никогда меня не признавал, не скрывал, что женился на маме и дал мне своё имя только ради её состояния, обзывал меня ублюдком и бастардом, и даже слова доброго я за всю жизнь от него не услышала. А когда мама погибла, сразу же отрёкся от меня, оставив без гроша. Меня никто никогда не любил кроме мамы и Тори. А единственная мужская любовь, которая мне известна, которую я видела, это больная одержимость Танраггоса. И мне… так хочется услышать о том, кто на самом деле дал мне жизнь, кто погиб, защищая нас с мамой. Хочется… услышать о жрице Олуфеме, которая думала обо мне даже тогда, когда меня на свете ещё не было. Хочется поверить наконец, что я родилась не просто так, не случайно. Хочется узнать о любви своих родителей, что мой отец не бросал нас и мог бы меня полюбить, если бы не погиб. Мне это нужно, понимаешь? И я имею право это получить.

Выговорившись, я застываю напряжённой струной, тяжело дыша. Это так долго кипело внутри меня, так долго давило на сердце, что сейчас я будто каменную глыбу с плеч сбросила. И не могу понять, чего мне больше хочется — плакать, или парить.

— Такое право у тебя действительно есть, — озадаченно произносит Аедан. Поджимает задумчиво губы. И в чёрных глазах мелькает тень сожаления. — Я… даже не думал, что для тебя это настолько важно.

— Очень важно, — шагнув к нему, я прижимаюсь к широкой груди, прячась от всех неприятных воспоминаний в его объятиях.

— Тогда, я не имею права тебе это запрещать, — на мой затылок опускается широкая ладонь, ласково гладя мои волосы. — Но не могу не предупредить. Будь с ней осторожна, Крольчонок.

Что-то изменилось между нами с Аеданом после этого разговора.

Я и раньше довольно часто ловила на себе его внимательные взгляды, привыкла к тому, насколько проницательный мужчина мне достался. И спокойно приняла это, ведь другой бы не пробрался под ту корку страхов, что сковывала моё сердце.

Но теперь у меня всё чаще начало возникать ощущение, что он наблюдает за мной уж слишком пристально. Словно увидел по-новому. И изучает теперь. И вопросы задаёт. Всё больше о моих мыслях, желаниях, мечтах. О моём детстве. О моих взглядах на разные вещи.

После каждого моего визита к Кахин, мне приходилось подробно рассказывать ему, что она мне поведала, о чём мы говорили. И я бы подумала о том, что так мой демон старается удостовериться в том, что его бабушка не наговорит мне чего-то опасного на его взгляд. Но наши с ним долгие разговоры и обсуждения, следующие за этим, получались какие-то уж очень… странные… и личные. Я никогда даже подумать не могла, что с мужчиной можно так откровенно обо всём разговаривать, столько всего обсуждать, стольким делиться.

Порой мне казалось, что он постоянно решает в голове какую-то сложную задачу. Или что-то хочет сказать. Но не знает, как, и выжидает удобного момента. Вот только разве Аедан Рагр может испытывать неуверенность в чём-то? Он же… Аедан. Он всегда знает, что делать, и что сказать, чтобы получить желаемое. Меня же получил.

Наверное, всё дело просто в ожидании неприятностей, довлеющем над нами.

Прошло уже четыре дня, со дня отъезда Тори и Адлара, начался пятый. А о Танраггосе пока нет никаких известий. Ни о том, где он, ни о том, что делает. Сумасшедший король Аделхея словно под землю провалился. Когда я первый раз спросила о нём Аедана, мой демон не захотел мне ничего говорить, снова заявив, что не нужно об этом переживать, что мне ничего не угрожает в его дворце, и, что и он всё решит.

Но не переживать не получалось. Тягостные мысли так и лезли в голову.

Меня пугала неизвестность. Пугало то, что мой бывший муж может явиться в любой момент и во всеуслышание потребовать отдать меня ему, облить грязью меня, свою беглую жену, и Аедана, обвинив в похищении чужой жены. Ещё больше пугало, что он может сделать что-то совершенно неожиданное и сумасшедшее. Да много чего пугало. У страха ведь глаза велики. Особенно тогда, когда не знаешь, откуда ждать беды.

Невольно я накрутила себя так, что два дня назад проснулась с криком посреди ночи от кошмара в котором увидела себя в том самом саркофаге из видения, а надо мной склонялся Танраггос, рассказывая о том, как сильно он меня любит, и обещая убивать меня долго и мучительно за то, что посмела сбежать.

Потом Аедан очень долго обнимал меня, утешая. И в конце концов объяснил, что о Танраггосе, скорее всего, пока ничего не было слышно потому, что он не успел ещё добраться до Раграста. Всё-таки, настолько сильного пространственного мага, который мог бы в столь краткие сроки провести его в королевство демонов в Аделхее найти сложно, если вообще возможно. И нет, с Адларом и Тори в дороге Танраггос не пересёкся — те уже прибыли в Аделхей, и у них всё хорошо, если не считать того, что Оссиана в живых они всё-таки не застали. И нет, скорее всего Танраггос не явится открыто требовать моего возвращения, потому что гнида трусливая.

— Но если явится, то своей жены он тут не найдёт, — прижимая меня к себе, увещевал Аедан, поняв, что я нуждаюсь в более весомых аргументах, переживая за его доброе имя. — Невестой Аедану Рагру стала Амина Артмаэль, а не покойная Аминнариэль, которую он лично похоронил в своём семейном склепе. Ты носишь мою печать, принятую твоим светом. И в Раграсте это означает, что ты почти моя жена. Кем бы ты не была раньше. Да и моё имя не так легко попрать.

— Но все всё равно поймут, — возразила я, шмыгнув носом.

— Ну и пусть, — снова повторил мой демон. — Танраггос слишком долго умудрялся скрывать свои пороки. Теперь все в Аделхее и за его пределами знают, что именно король Танраггос смертельно ранил собственного сына. Я не хотел тебе говорить, но Адлар с Мартаном нашли доказательства того, что он убил свою первую жену. И твою мать. И ещё много кого, но об этом, я думаю, ты и так знаешь. Твоих служанок заставили рассказать правду о том, как он обращался с тобой. Как часто ты истекала кровью после побоев, и сколько раз могла умереть, не будь эльрой. Мина, никто не осудит тебя за то, что ты сбежала от этой мрази. И никто не будет жалеть, когда он бесследно исчезнет с лица Аранхода.