Идиот - Федор Достоевский

— Кто ее дразнил? Когда ее дразнили? Кто мог ей это сказать?Бредит она, или нет? — трепеща от гнева, обращалась ко всем ЛизаветаПрокофьевна.

— Все говорили, все до одного, все три дня! Я никогда,никогда не выйду за него замуж!

Прокричав это, Аглая залилась горькими слезами, закрыла лицоплатком и упала на стул.

— Да он тебя еще и не прос…

— Я вас не просил, Аглая Ивановна, — вырвалось вдруг укнязя.

— Что-о? — в удивлении, в негодовании, в ужасе протянулавдруг Лизавета Прокофьевна, — что та-а-кое?

Она ушам своим не хотела верить.

— Я хотел сказать… я хотел сказать, — затрепетал князь, — яхотел только изъяснить Аглае Ивановне… иметь такую честь объяснить, что я вовсене имел намерения… иметь честь просить ее руки… даже когда-нибудь… Я тут ни вчем не виноват, ей богу, не виноват, Аглая Ивановна! Я никогда не хотел, иникогда у меня в уме не было, никогда не захочу, вы сами увидите; будьтеуверены! Тут какой-нибудь злой человек меня оклеветал пред вами! Будьтеспокойны!

Говоря это, он приблизился к Аглае. Она отняла платок,которым закрывала лицо, быстро взглянула на него и на всю его испуганнуюфигуру, сообразила его слова и вдруг разразилась хохотом прямо ему в глаза, —таким веселым и неудержимым хохотом, таким смешным и насмешливым хохотом, чтоАделаида первая не выдержала, особенно когда тоже поглядела на князя, бросиласьк сестре, обняла ее и захохотала таким же неудержимым, школьнически-веселымсмехом, как и та. Глядя на них, вдруг стал улыбаться и князь, и с радостным исчастливым выражением стал повторять:

— Ну, слава богу, слава богу!

Тут уже не выдержала и Александра и захохотала от всегосердца. Казалось, этому хохоту всех трех и конца не будет.

— Ну, сумасшедшие! — пробормотала Лизавета Прокофьевна: — тонапугают, а то…

Но смеялся уже и князь Щ., смеялся и Евгений Павлович,хохотал Коля без умолку, хохотал, глядя на всех, и князь.

— Пойдемте гулять, пойдемте гулять! — кричала Аделаида: —все вместе и непременно князь с нами; не за чем вам уходить, милый вы человек!Что за милый он человек, Аглая! Не правда ли, мамаша? К тому же я непременно,непременно должна его поцеловать и обнять за… за его объяснение сейчас сАглаей. Maman, милая, позвольте мне поцеловать его? Аглая! позволь мнепоцеловать твоего князя! — крикнула шалунья и действительно подскочила к князюи поцеловала его в лоб. Тот схватил ее руки, крепко сжал, так что Аделаида чутьне вскрикнула, с бесконечною радостию поглядел на нее и вдруг быстро поднес ееруку к губам и поцеловал три раза.

— Идемте же! — звала Аглая. — Князь, вы меня поведете. Можноэто, maman? Отказавшему мне жениху? Ведь вы уж от меня отказались навеки,князь? Да не так, не так подают руку даме, разве вы не знаете, как надо взятьпод руку даму? вот так, пойдемте, мы пойдем впереди всех; хотите вы идтивпереди всех, tête-а-tête?[27]

Она говорила без умолку, всё еще смеясь порывами.

— Слава богу! Слава богу! — твердила Лизавета Прокофьевна,сама не зная чему радуясь.

“Чрезвычайно странные люди!” — подумал князь Щ., может быть,в сотый уже раз с тех пор как сошелся с ними, но… ему нравились эти странныелюди. Что же касается до князя, то, может быть, он ему и не слишком нравился;князь Щ. был несколько нахмурен и как бы озабочен, когда все вышли на прогулку.

Евгений Павлович, казалось, был в самом веселомрасположении, всю дорогу до воксала смешил Александру и Аделаиду, которые скакою-то уже слишком особенною готовностию смеялись его шуткам, до того, что онстал мельком подозревать, что они, может быть, совсем его и не слушают. От этоймысли он вдруг, и не объясняя причины, расхохотался, наконец, чрезвычайно исовершенно искренно (таков уже был характер!). Сестры, бывшие, впрочем, в самомпраздничном настроении, беспрерывно поглядывали на Аглаю и князя, шедшихвпереди; видно было, что младшая сестрица задала им большую загадку. Князь Щ.всё старался заговаривать с Лизаветой Прокофьевной о вещах посторонних, можетбыть, чтобы развлечь ее, и надоел ей ужасно. Она, казалось, была совсем сразбитыми мыслями, отвечала невпопад и не отвечала иной раз совсем. Но загадкиАглаи Ивановны еще не кончились в этот вечер. Последняя пришлась на долю ужеодного князя. Когда отошли шагов сто от дачи, Аглая быстрым полушепотом сказаласвоему упорно молчавшему кавалеру:

— Поглядите направо.

Князь взглянул.

— Глядите внимательнее. Видите вы ту скамейку, в парке, вонгде эти три большие дерева… зеленая скамейка?

Князь ответил, что видит.

— Нравится вам местоположение? Я иногда рано, часов в семьутра, когда все еще спят, сюда одна прихожу сидеть.

Князь пробормотал, что местоположение прекрасное.

— А теперь идите от меня, я не хочу с вами больше идти подруку. Или лучше идите под руку, но не говорите со мной ни слова. Я хочу однадумать про себя…

Предупреждение во всяком случае напрасное: князь наверно невыговорил бы ни одного слова во всю дорогу и без приказания. Сердце егозастучало ужасно, когда он выслушал о скамейке. Чрез минуту он одумался и состыдом прогнал свою нелепую мысль.

В Павловском воксале по будням, как известно и как все, покрайней мере, утверждают, публика собирается “избраннее” чем по воскресеньям ипо праздникам, когда наезжают “всякие люди” из города. Туалеты не праздничные,но изящные. На музыку сходиться принято. Оркестр, может быть, действительнолучший из наших садовых оркестров, играет вещи новые. Приличие и чинностьчрезвычайные, несмотря на некоторый общий вид семейственности и дажеинтимности. Знакомые, всё дачники, сходятся оглядывать друг друга. Многиеисполняют это с истинным удовольствием и приходят только для этого; но есть итакие, которые ходят для одной музыки. Скандалы необыкновенно редки, хотяоднако же бывают даже и в будни. Но без этого ведь невозможно.

На этот раз вечер был прелестный, да и публики былодовольно. Все места около игравшего оркестра были заняты. Наша компания уселасьна стульях несколько в стороне, близ самого левого выхода из воксала. Толпа,музыка несколько оживили Лизавету Прокофьевну и развлекли барышень; они успелипереглянуться кое с кем из знакомых и издали любезно кивнуть кой-кому головой;успели оглядеть костюмы, заметить кой-какие странности, переговорить о них,насмешливо улыбнуться. Евгений Павлович тоже очень часто раскланивался. НаАглаю и князя, которые всё еще были вместе, кое-кто уже обратили внимание.Скоро к маменьке и к барышням подошли кое-кто из знакомых молодых людей; двоеили трое остались разговаривать; все были приятели с Евгением Павловичем. Междуними находился один молодой и очень красивый собой офицер, очень веселый, оченьразговорчивый; он поспешил заговорить с Аглаей и всеми силами старался обратитьна себя ее внимание. Аглая была с ним очень милостива и чрезвычайно смешлива.Евгений Павлович попросил у князя позволения познакомить его с этим приятелем;князь едва понял, что с ним хотят делать, но знакомство состоялось, обараскланялись и подали друг другу руки. Приятель Евгения Павловича сделал одинвопрос, но князь, кажется, на него не ответил или до того странно промямлилчто-то про себя, что офицер посмотрел на него очень пристально, взглянул потомна Евгения Павловича, тотчас понял для чего тот выдумал это знакомство,чуть-чуть усмехнулся и обратился опять к Аглае. Один Евгений Павлович заметил,что Аглая внезапно при этом покраснела.