Искушение Марии д'Авалос - Виктория Хэммонд

Следующие два года в Ферраре, где Карло снимал просторный дворец на Страда дельи Анджели, были одним из самых продуктивных творческих периодов в его жизни. Там он сочинил одну из своих редких инструментальных пьес — удивительную Canzon Francese del Principe. Его жена Леонора, знаток музыки, выросшая среди ее лучших образцов (теперь Карло относился к ней мягче, поскольку она была от него беременна), считала эту пьесу выдающейся, и это действительно одна из лучших инструментальных пьес того — да и любого другого — времени. Как ни одно другое произведение, оно позволило Леоноре глубоко заглянуть в странную душу Джезуальдо. Это в высшей степени сложное и оригинальное произведение открывается элегантными и ритмичными фразами с тонкими диссонансами. И вдруг настроение и темп меняются, становятся созерцательными, затем пессимистическими, сменяются радостными, скачущими ритмами, за ними следуют мрачные каденции — и снова внезапный переход, и снова — и так ка протяжении всей пьесы. Слушатель понятия не имеет, что выкинет Карло в следующую минуту. Кажется, будто шаловливый ангел музыки развлекается, перебирая бесчисленные музыкальные средства. Эмоции сменяют друг друга, не успев даже приблизиться к разрешению, но они глубоко прочувствованы и идеально выражены: радость, меланхолия, игривость, депрессия, волнение, созерцание, веселость, боль и какое-то странное настроение, остающееся как послевкусие, когда пьеса закончена, — что-то вроде острой тоски по экстазу.

В этот период пребывания в Ферраре Леонора родила Карло сына, Альфонсино. Мужчины в жизни Леоноры проявляли к ней только любовь и глубокое почтение; ее сводный брат Алессандро обожал ее, так что она была не подготовлена к браку с таким неврастеником с ужасным характером, как Карло Джезуальдо. Леонора не обладала ни поразительной красотой и редким обаянием Марии д’Авалос, ни ее талантами и эстетическими интересами, поэтому мало что в ней Карло находил привлекательным. Скоро он начал ее презирать.

А вот чем она, к сожалению, обладала, так это сильной склонностью к мученичеству, и ее терпение, исполненное сознания долга, разбудило мрачную сторону натуры Карло — жестокость. Он был груб с женой на людях. Игнорировал ее при всех. Унижал. Бил ее. Оскорблял в словесной форме. Он сделал ее жизнь невыносимой. Его плохое обращение с женой скоро стало предметом сплетен в Ферраре, как и его амурные похождения, хотя их характер никогда не обсуждали публично. Феррарцы стали питать к нему отвращение. В свою очередь, Карло начал тосковать по своей собственной территории и по одиночеству, которое она ему предоставляла, поэтому вскоре отбыл в Джезуальдо. И снова Леонора его не сопровождала. Неаполитанцы тоже начали сплетничать, потому что они состояли в браке уже три года, а Леонора так и не была представлена неаполитанскому обществу.

В конце 1597 года, после нескольких месяцев отсрочки, в течение которых Карло ссылался на плохое самочувствие, он, в конце концов, вызвал Леонору в Джезуальдо. И, как и ожидалось от послушной глупой жены, она приехала. С собой она взяла компаньонку, Аурелию д’Эррико, которая была красива и гораздо моложе Леоноры. Случилось ли это благодаря наивности, аристократическому высокомерию или просто глупости, трудно сказать. И с этого момента все покатилось по наклонной плоскости.

Незадолго до того, как Леонора поселилась в замке Джезуальдо, умер герцог Феррара, а с ним и надежды семьи д’Эсте продолжать править Феррарой. Кардинал Альфонсо Джезуальдо недавно получил пост архиепископа Неаполя. Защищать д’Эсте означало рисковать своим новым положением, а Альфонсо был к этому не готов. Таким образом, Феррара перешла в руки папства. С уходом Альфонсо II закончилась эпоха, когда Феррара была одним из великих центров гуманистической культуры. А одновременно умер и великий итальянский Ренессанс.

Поклонники Джезуальдо называют эти годы его жизни периодом Четырех Великих Несчастий. Угрызения из-за убийства по-прежнему гнездились в его сердце, как червь в трупе. Суровость мазохистских ритуалов усилилась, и он держал группу преданных слуг, в чьи обязанности входило их выполнять. Он подвергал себя жестокой порке три раза в день. Его тело перестало нормально функционировать; оно засорялось собственными шлаками, и ему становилось все труднее дышать. Бичевания были отчасти данью его мазохизму, отчасти выполняли медицинскую функцию: Джезуальдо считал, что они очищают завалы в его желудочно-кишечном тракте, которыми он объяснял свои хронические запоры.

Его ярость обрушивалась на Леонору. Иногда он применял к ней физическое насилие. Теперь, когда она была изолирована в замке Джезуальдо, вдали от своих братьев, которые могли встать на ее защиту, Джезуальдо еще больше стал ее унижать. У него был новый приятель, Кастельвьетро Модена, который грел ему спину в те ночи, когда он не разделял ложе с Аурелией д’Эррико. Леонора стала больной и истеричной и начала страдать эпилептическими припадками. Доктор Джезуальдо поставил ей диагноз: меланхолия, вызванная чрезмерным выделением черной желчи из печени, но на самом деле ее болезнь называлась Карло Джезуальдо. Единственным утешением Леоноры была ее постоянная переписка с братьями, которых все больше тревожило ее благополучие. Алессандро предложил обратиться к папе с просьбой разрешить развод. Но из-за своего сына, маленького Альфонсино, Элеонора отказалась от такого решительного шага.

Затем, в 1600 году, на супружескую чету обрушилась трагедия. Джезуальдо выразил свое горе в письме к брату Леоноры, Чезаре.

К садомазохизму Джезуальдо и ужасу от собственной бисексуальности, которую он не мог в душе отрицать — а согласно доктринам его веры это был ужасный грех, — теперь добавились скорбь по Альфонсино и постоянная тревога о вполне реальной возможности, что прервется мужская линия рода Джезуальдо. Он возлагал все надежды на Эммануэле, своего наследника и сына от Марии д’Авалос, и хотя мальчику было всего тринадцать, начал строить планы, чтобы найти ему подходящую жену.

Воспоминание о ранах Марии и Фабрицио преследовало его; приступы астмы участились. Он изобрел еще один мазохистский ритуал: на виски и другие части тела Карло клали узел из тряпья и били по нему. Это успокаивало Карло.

Эти душевные и физические муки Джезуальдо выразил в мадригалах из книг V и VI с их взволнованным воскрешением в памяти смерти, их душераздирающими экстазами боли и наслаждения, их затрудненным дыханием и тяжелыми вздохами. В своих последних мадригалах бурную радость, ощущение полета и мрачную тему смерти он пропитывал эротизмом. В Resta di darmi noia от живости не осталось и следа — гармонии, исполненные муки. Эта музыка написана на стихи, которые Джезуальдо находил очень трогательными. Этот мадригал перекликается с автобиографической исповедью, проникнутой неотвязными воспоминаниями о Марии д’Авалос и осознанием Джезуальдо того, что, убив ее, он погубил свою жизнь: