Двести тысяч золотом - Василий Веденеев

Китаец судорожно передернул затвор: магазин был пуст. И тут Руднев заметил, что противник ранен еще и в ногу. Значит, его пуля тоже не прошла мимо.

— Я убью тебя, — прошипел китаец, опустившись на четвереньки. — Здесь все мое. Мое!

Неуклюже отталкивая непослушное, тяжелое тело, он потянулся здоровой рукой к винчестеру, лежавшему рядом с Лобановым. Саша тоже рванулся к нему, надеясь опередить бандита.

— Щенок! — прерывисто дыша, выплюнул ругательства китаец. — Ты сейчас подохнешь и сгниешь в этой пещере!

Думать о том, откуда вдруг появился бандит, не оставалось времени. Вперед, скорее вперед, забыв про страшную, режущую боль в ноге. Если хунхуз дотянется до винчестера раньше, это неминуемая смерть!

И все же ни один из них не сумел опередить другого: руки врагов одновременно намертво вцепились в еще теплую сталь ствола и буковый приклад винтовки. И тут словно снаряд взорвался в голове Руднева — китаец неожиданно боднул его лбом в лицо. Хорошо еще, Саша в последний момент успел отклониться, и удар пришелся вскользь, но чугунный лоб бандита чуть не раздробил ему скулу, сразу налившуюся тяжелой, свинцовой болью.

Руднев изловчился и пнул его коленом. Китаец охнул, но винчестера не отпустил, а резко рванул его, чуть не перебросив через себя не желавшего уступать противника.

«Силен, гад», — как-то отстраненно подумал Саша, лихорадочно отыскивая выход из создавшегося положения.

— Я — Жао! — как ядовитая змея, шипел китаец. — Быстрорукий Жао! А ты — труп! Червяк!

Неожиданно он сильно ударил Руднева в грудь сложенными «копьем» пальцами здоровой руки. Наверное, бандит целил в горло, и удар мог оказаться смертельным, но его подвела раненая рука, все еще цеплявшаяся за винчестер. Поэтому он промахнулся.

Тем не менее русский выпустил приклад и отшатнулся, пытаясь втянуть в себя хотя бы глоток воздуха: возникший в груди спазм не позволял дышать.

Лежа на боку, Саша хотел поднести руки к горлу, и тут его пальцы наткнулись на медную рукоять кинжала и судорожно вцепились в нее, как в спасительную соломинку.

— Слизняк, — презрительно цедил Жао, грязной ладонью ласково поглаживая винчестер. — Я охотился за золотом много лет и никому не позволю завладеть им. Ты останешься здесь, среди трупов, мучительно долго подыхать от боли, голода и жажды.

А Руднев уже вытягивал из ножен клинок, стараясь не коснуться его обоюдоострого лезвия — Вок знал многие древние секреты и наверняка не зря предупреждал, что оружие может быть отравлено. Малейшая царапина или легкий порез пальца — и проклятому Жао уже не будет нужды осуществлять свои угрозы. Наконец клинок вышел из ножен, а дыхание понемногу выровнялось.

— Ты умрешь, — глухо сказал Александр, — у тебя нет права жить!

Жао только скрипуче рассмеялся и презрительно плюнул в сторону русского. Не обращая внимания на сочившуюся из ран кровь, он встал на ноги и за ремень поднял винчестер.

— Ты проиграл, — пошатываясь, как пьяный, Жао начал перебирать пальцами по ремню винтовки, чтобы удобнее перехватить ее здоровой рукой. — Вы все проиграли!

Перевернувшись на спину, Руднев резко взмахнул рукой и метнул кинжал. Клинок по самую рукоять легко вошел в живот Жао. Быстрорукий пошатнулся, слабо охнул и потянулся к торчавшей из окрасившейся кровью раны рукоятке, но лицо его вдруг покрылось смертельной бледностью, а рука, так и не добравшись до клинка, бессильно упала.

— Проклятье, — едва слышно, пробормотал бывший полицейский.

Сделав неверный шаг назад, он уронил винчестер и закачался, словно ища точку опоры. На лбу его выступил обильный пот, глаза неестественно расширились и вылезли из орбит, а лицо исказила гримаса нестерпимой боли. Неимоверным усилием воли он сумел поднять руку и ухватиться за рукоять кинжала, однако силы уже оставили Быстрорукого, и он рухнул. Через несколько секунд все было кончено: древний яд сделал свое дело.

Стараясь не смотреть на почерневшее, перекошенное лицо Жао, Руднев дополз до винчестера и схватил его.

Вдруг здесь притаился еще какой-нибудь неведомый враг? Услышав шорох в углу пещеры, он быстро развернулся и едва не нажал на спусковой крючок, чудом удержавшись от выстрела в последнее мгновение.

На каменных блоках колодца сидела маленькая Цянь, темными бусинками глаз печально глядя на единственного оставшегося в живых человека. Прижатые к груди лапки зверька словно молили о пощаде и защите.

И Руднев вдруг хрипло засмеялся, а из его глаз неудержимо хлынули слезы. Слыша как бы со стороны свой неудержимый, захлебывающийся смех, он понял, что сходит с ума…

Тихо журчал вкрадчивый голос толстяка, почтительно докладывавшего о положении дел. Сидевший за столом Ян Си играл дужками золотых очков и время от времени недовольно дергал плечом, узнавая новые подробности об успешных действиях боевиков тайного общества «Золотых воронов».

— В порту все должно подчиняться нам, и только нам! «Тайбо» не знает поражений, — взъерошив узловатыми пальцами густо поседевший ежик волос, назидательно сказал он подручному. — Подкиньте денег людям из криминальной полиции, пусть они серьезно возьмут в оборот этих молодцов с причалов. Подчеркните, что они мне очень надоели и вызывают непроходящее раздражение.

Толстяк понимающе кивнул и сделал непонятную закорючку в маленьком блокноте, лежавшем у него на коленях. Подняв глаза на Великого Дракона, он робко напомнил:

— Вы интересовались похищенным из банка золотом, якобы спрятанным где-то в горах. В этом деле были замешаны бывший инспектор криминальной полиции Жао и русские.

— Кажется, наши люди в свое время напали на след исчезнувших сокровищ? — чуть улыбнулся тонкими губами Ян Си. — Но прошло уже больше трех месяцев… Что слышно?

— Ничего, — вздохнул толстяк, сокрушенно качая головой. — Никто не вернулся, и нет никаких известий. Я пробовал выяснить, но пути перекрыты, в провинциях идут сильные бои.

— Тогда забудем об этом мифическом кладе, — вяло отмахнулся Великий Дракон. — Есть более важные дела, а золото все равно при случае всплывет в том или ином месте. Сейчас не время разбрасываться, нужно поскорее прижать наглецов из «Золотых воронов». Мы несем убытки.

— Вы, как всегда, мудры и предусмотрительны. — Поняв, что аудиенция закончена, толстяк поднялся и, кланяясь, начал пятиться к выходу…

Настоятельница маленького католического монастыря разбирала бумаги, которые нужно было привести в порядок после смерти ее предшественницы, когда ей доложили, что какой-то европеец стоит у ворот обители и просит разрешения поговорить с ней. С неохотой оторвавшись от дел, она спросила:

— Кто он?

Как странно, кто может спрашивать ее в этой пустынной, обезлюдевшей местности, да еще осенью, когда свирепствуют холодные, колючие ветры, предвещающие близкий приход суровой зимы? Здесь и китайцев-то почти не осталось — и вдруг европеец! Что привело его в этот забытый Богом край?