Катынь. Ложь, ставшая историей - Иван Чигирин

Решать «польскую проблему» Гитлер начал самым логичным способом. 24 октября 1938 года Польше было предложено присоединиться к Антикоминтерновскому пакту. К тому времени в нём состояли всего три государства — основатели Германия и Япония и присоединившаяся в 1937 году Италия. К оси Рим — Берлин — Токио добавлялось ещё одно звено — Варшава. Совсем неплохо — удостоиться приглашения в такую компанию, особенно с перспективой участия в разделе СССР! В принципе, к тому всё и шло с самого 1933 года, но…

Дело в том, что за участие в пакте, равно как и за подаренную Гитлером Тешинскую область, нужно было заплатить. Строго говоря, Германия требовала немного. Зоной её интересов был весь «польский коридор» — территория между собственно Германией и Восточной Пруссией. Но немцы потребовали всего лишь согласия Варшавы на вхождение вольного города Данцига в состав Третьего Рейха и разрешения на постройку экстерриториальной железной и шоссейной дорог в Восточную Пруссию через «польский коридор». Условия, как видим, умереннее некуда и вполне в духе Мюнхена: немцы составляли 95 % населения Данцига. Взамен Германия обещала продлить на 25 лет соглашение от 1934 года и гарантировать германо-польские границы. А в перспективе наверняка ещё и приплатили бы захваченными землями. Чего они там хотели? Литву? Белоруссию? Союзников фюрер не обижал.

Так что Гитлер не сомневался, что его предложения будут приняты. Однако Пилсудский к тому времени был в могиле, а его преемники государственного ума маршала не унаследовали. Они не хотели платить вообще. По-видимому, с их точки зрения Польша как союзник представляла собой настолько абсолютную ценность, что это ей должны приплачивать за участие.

Покушение на Данциг в Варшаве восприняли как личное оскорбление, приглашение в Антикоминтерновский пакт — как попытку лишить Польшу самостоятельности — её, без пяти минут великую державу! Отказать сразу, едва получив с немецкой помощью Тешин, было неприлично, и в Варшаве начали крутить. Прямого ответа на немецкие предложения поляки не дали, зато сделали такое, чего от них совсем уж никто не ждал — стали заигрывать с СССР. 27 ноября было подписано коммюнике о нормализации советско-польских отношений. Правда, для равновесия 28 ноября Варшава шёпотом пояснила немцам: это, мол, чисто двусторонние отношения, упаси Бог, не против Германии, она не собирается втягивать Советский Союз в европейские дела. Как показали дальнейшие события, польское правительство не стало ни на йоту менее антисоветским, оно просто-напросто шантажировало Гитлера отношениями с Москвой — и одновременно зондировало почву на Западе: что скажут прежние покровители?

Покровители делали всё сразу: налаживали контакты с СССР, добивались взаимопонимания с Германией, спешно модернизировали армию. И при этом всеми силами старались не допустить окончательного перехода Польши в гитлеровский лагерь — прежде всего потому, что она обеспечивала безопасность Франции. Для этой цели спешно создавался призрак коллективной безопасности. Обрадованная Варшава снова вернулась к прежнему антисоветизму — да полно, она от него и не отходила! Именно поляки, заявляя, что они против участия СССР в европейских делах, не желали даже рассматривать системы коллективной безопасности с его участием.

В свою очередь, Советский Союз не отказывался ни от каких проектов по обеспечению безопасности в Европе, но после раздела Чехословакии как-то притушил инициативу. Если до Мюнхена наши били на каждом углу в колокола, требуя дать отпор агрессору, то теперь приумолкли. А в начале апреля, после провала очередной, теперь уже английской инициативы, Москва сообщила Лондону, что впредь считает себя свободной от всяких обязательств и в дальнейшем будет руководствоваться исключительно своими интересами. Едва ли кто-нибудь тогда понял, что означает это заявление — на протяжении двух веков Россия блюла свои интересы исключительно в рамках европейской политики, но… русские долго запрягают, зато быстро ездят. Совсем скоро придёт время, когда Сталин покажет себя в тех кровавых шахматах, что именуются политикой, не менее прагматичным и жестким игроком, чем Великобритания. А пока никто не мешал считать, что СССР по-прежнему придерживается политики обуздания агрессора и намерен спасать от него страны, которые о том совершенно не просили.

Прошёл декабрь, январь… Гитлер так и не получил от поляков определённого ответа. В принципе, они были не прочь вступить в блок против СССР, но при этом не желали терять самостоятельности и совершенно ничем поступаться. Они видели себя равноправными партнёрами Германии. Вот уж что было совершенно не нужно Гитлеру, так это равноправный партнёр в лице Польши!

А пока что все стороны крепили контакты. В феврале был подписан первый советско-польский торговый договор, в марте — англо-германское экономическое соглашение. Но это ещё что — на сближение с СССР пошли немцы! 19 декабря, быстро и без обычных утомительных переговоров был продлён советско-германский торговый договор, а 22 декабря Берлин предложил СССР возобновить переговоры о 200-миллионном кредите. Тут тоже ларчик просто открывался: для будущей войны Германии требовалось сырьё, а советские руда и хлеб были абсолютно аполитичны. Но 12 января на дипломатическом приёме Гитлер несколько минут беседовал с советским полпредом — это стало сенсацией. Тогдашние аналитики вообще, наверное, ничего не понимали…

Это мы сейчас понимаем, что немцы прокручивали в уме разные варианты начала большой войны — и зависели эти варианты, как ни странно, от правительства Польши. Гитлер хотел иметь эту страну в качестве надёжного союзника, сателлита, который будет делать, что ему велят, а не взбрыкивать на каждом шагу. Если это получится, можно будет, объединив усилия, начать с СССР, и тогда пригодятся хорошие отношения с Западом. Он, конечно, не вступится за русских, и всё же… Но коль скоро договориться с Польшей не удаётся, то её придётся ломать военной силой. Если Запад это проглотит — хорошо, если же нет, то придётся разворачиваться, и в этом случае нужен будет надёжный тыл, а значит, дружба с СССР.

А пока текущие дела шли своим чередом. 14 марта начался последний этап разрешения «чехословацкого вопроса». В этот день Словакия провозгласила независимость. Президент Чехословакии отправился в Берлин, где дал согласие на политическое переустройство государства. 15 марта немецкие войска вступили в Чехию, заняли то, что осталось от страны после всех аннексий, и назвали это «протекторатом Богемия и Моравия». На сей раз протестовал не только Советский Союз, но и Англия с Францией — впрочем, все эти протесты на Гитлера ни малейшего впечатления не произвели. Он ещё в Мюнхене понял, что воевать за Чехословакию великие державы не станут, а прочего фюрер не боялся.

21 марта Германия напомнила полякам о Данциге. А 22 марта предъявила ультиматум Литве с требованием возвратить Мемель — город, где самой большой этнической группой были немцы. Литва мгновенно приняла ультиматум, и 23 марта немецкие войска вступили в город. В тот же день был подписан и германо-словацкий договор.

А что же Польша? Вдохновил ли её пример Литвы? Получив очередное напоминание, в Берлин поехал министр иностранных дел Юзеф Бек. Гитлер всё ещё хотел видеть в Польше союзника, по ходу переговоров последовало даже предложено обменять эти небольшие кусочки земли на Литву и Латвию. Однако результат был тот же самый, что и прежде. Более того, польская пресса начала антигерманскую кампанию, правительство приняло решение о частичной мобилизации. И вместе с тем Варшава… негласно сообщила Берлину о нежелании привлекать СССР к европейским проблемам, то есть обращаться к нему за помощью. Мол, давайте сами разберёмся…