Вацлав Нижинский. Воспоминания - Ромола Нижинская

к женщинам, но я настояла на своем. Я никогда не бывала в таком месте, и мне было любопытно. Я сказала Вацлаву, что пойду в любом случае. Он предупредил меня, что мне будет очень противно. Я сказала, что этого он не может знать, потому что никогда не был ни в одном из них. Поэтому мы пошли. Больше всего нас поразило, что мы увидели там все смеси рас. Вацлав не имел расовых предрассудков и всегда был добр и внимателен к людям независимо от их расы. Он разговаривал с ними и угощал их напитками. Все они были изумлены тем, что он не проявил к ним другого интереса. Уходя оттуда, мы встретили нескольких наших танцовщиков, и, к моему изумлению, среди них были некоторые из наших проповедников.

Во время этой поездки между Монтё и Фрадкином начались разногласия. Как мы слышали, причиной была разница в обменном курсе французского франка: по этому курсу Монтё получал меньше денег, чем его концертмейстер. Часто Монтё несправедливо делал Фрадкину выговор во время репетиций. Вацлав всегда старался помирить их, но это ему не удавалось. Поскольку он не мог вмешиваться в отношения дирижера и концертмейстера, он показывал свое уважение к Фрадкину тем, что брал у него из рук скрипку и сам нес ее за Фрадкином в ресторан, где уже сидели Монтё и остальные.

На Юге у нас было много неприятностей: нас просили не гримироваться под негров.

Нельзя было даже подумать о том, чтобы поставить «Шехерезаду» в любом из этих городов так, как она была сочинена, поэтому мы исключили ее из программы. Кроме того, в некоторых городах женские клубы были против обнаженных ног и просили нас надеть трико. Конечно, мы не уступали в этом вопросе. Обычно на вокзале нас встречал комитет, в который входили самые выдающиеся люди города, торговая палата, затем репортеры. Вацлав, который никогда не заботился о рекламе, обычно уставал до потери сил от встреч с посторонними.

Однажды Вацлав и Фрадкин решили, чтобы избавиться от обычного приема, поменяться ролями, и в городе Талса штата Оклахома выполнили этот план. Нас принимал масонский комитет. Поскольку гостиницы были совершенно примитивные, масоны любезно предложили артистам труппы вместо жизни в поезде поселиться у них в домах. Вацлав сошел с поезда после Фрадкина и нес его скрипку. Фрадкин давал ответы подходившим репортерам, которых Херндон направил к нашей группе. «Это мистер Фрадкин, наш концертмейстер», — представил им Фрадкин Вацлава. «А где Нижинский?» — «Это я», — ответил Фрадкин. Поскольку он был полноват, на лицах газетчиков появилось удивление. Когда доброе пухлое лицо Фрадкина улыбнулось читателям со страниц вечерних газет, изумление было огромное. Танцовщики и танцовщицы только раскрывали рты от удивления до тех пор, пока мы не объяснили, что произошло. И это была не единственная шутка, которую разыграли Вацлав и Фрадкин. Перед приездом в один город мы, как обычно, сообщили руководству название гостиницы, в которой хотели остановиться. Мы приехали туда, но она нам не понравилась, а поскольку мы должны были пробыть в ней всего один день, то решили вернуться на поезд и провести этот день, катаясь на автомобиле. Как были поражены и растеряны администраторы, когда днем стали искать Вацлава, а им сказали, что он уехал.

Но беспокойство доставляли не только они. Г-жа Реваль получила от одного бостонского поклонника в подарок аллигатора и возила его с собой; на ночь она помещала его в свой умывальник, а днем носила на шее. Мадам Спесивцева-старшая и я откровенно боялись его, но такой же страх был у чернокожих проводников в поезде, и однажды они отказались обслуживать ее в вагоне-ресторане, если она не отнесет аллигатора назад в свое купе. В конце концов все проводники состава забастовали из-за того, что аллигатор, по их словам, приносит поезду несчастье, администраторы должны были попросить ее отдать его кому-нибудь, и она подарила его какому-то зоопарку.

Однажды случилась настоящая неприятность. Мистер Херндон обычно приезжал на вокзал примерно двадцать минут второго, чтобы проверить, все ли в порядке и все ли на месте (мы выезжали из каждого города в два часа утра). Придя, он увидел, что все музыканты собрались в зале ожидания. Они отказывались ехать. Фрадкин, которому они поручили переговоры, объяснил ему, что оркестранты согласно контракту имеют право на места в пульмановском вагоне первого класса и не желают ехать в вагоне второго класса. Один из их пульманов пришлось отправить в мастерские на ремонт, и вместо него им пока что дали вагон второго класса. Но все они были членами профсоюза и не желали даже слышать про такую замену. Херндон сказал им, что достать вагон первого класса ночью невозможно и что мы уедем в положенное по расписанию время. Он пошел к машинисту и велел ему отъезжать в два, но медленно. Раздался свисток, поезд тронулся с места, и музыканты быстрее быстрого взобрались в вагон.

Во время поездки разные артисты труппы очень часто приходили к нам в купе поговорить, или же мы встречались с ними в смотровом вагоне. Костровский и X. приходили к Вацлаву сначала с вопросами о том, какие новые книги надо купить, потом за другими указаниями. Затем Костровский стал оставаться у нас все дольше и дольше. Я, конечно, знала, что для Вацлава было радостью находиться среди соотечественников и говорить по-русски. Но я бы охотнее видела его вместе с Больмом или другими выпускниками Императорской школы, чем с этими мужиками, — не из-за их происхождения, а потому, что инстинктивно не доверяла им.

В Канзас-Сити мы, садясь на поезд, увидели, что в большом центральном холле сидят несколько индейцев. Мы и Фрадкины, которые были с нами, подошли и заговорили с этими людьми. У этих людей были рельефные черты лица; некоторые из них были очень красивы, а запоминающаяся и благородная внешность была у всех. Они говорили приятно и показали нам своих младенцев, которых несли на спине; потом они спросили нас, откуда мы приехали, Вацлав объяснил это и добавил несколько слов о своем собственном танце. Они немедленно стали хвалить свои танцы, а потом заметили у Фрадкина его скрипку работы Страдивари, которую он всегда носил в руках. «Это не ваш ребенок?» — «Нет, у меня нет ребенка». — «Вы женаты?» Старый индеец покачал головой, потом повернулся к Вацлаву: «А вы?» Вацлав начал рассказывать ему о том, какое совершенство — Кира. «А где она?» — «В Нью-Йорке». — «Это плохо: ребенок должен быть со своими родителями», — сказал старик. И Вацлав согласился