Крейсер «Очаков» - Рафаил Мельников

Тем временем, Шмидт все больше убеждался в провале своих планов. Когда он следовал с «Прута» на «Очаков», ему кричали со «Свирепого»: «Мы служим Царю и Отечеству, а ты, разбойник, заставляешь себе служить!»[13].

Шмидт приказал отпустить пассажиров с «Пушкина», так как они ему были больше не нужны. К его удивлению, двое из них, студенты, отказались покидать корабль и примкнули к восстанию.

Убедившись, что мятеж не получает поддержки со стороны остальных судов, Шмидт сбросил маску и принялся действовать как заправский террорист и революционер: «Я имею много пленных офицеров, то есть заложников», — послал он сигнал всем судам. Ответа вновь не последовало. Тогда Шмидт решил захватить броненосец «Пантелеймон», бывший «Потемкин», что ему и удалось сделать. Арестовав всех офицеров, он выступил перед ними с речью: «Здесь, — говорил он, — в Севастополе, собраны лучшие революционные силы. Меня поддерживает весь свет. (…) Ялта даром снабжает меня провизией. Ни одна из обещанных свобод не осуществлена до сих пор. Государственная Дума — это пощечина для нас. Теперь я решил действовать, опираясь на войска, флот и крепость, которые мне все верны. Я потребую от Царя немедленного созыва Учредительного собрания. В случае отказа, я отрежу Крым, пошлю своих саперов построить батареи на Перекопском перешейке, и тогда, опираясь на Россию, которая меня поддержит всеобщей забастовкой, буду требовать, просить я уже устал, выполнение условий от Царя. Крымский полуостров образует за это время республику, в которой я буду президентом и командующим Черноморским флотом. Царь мне нужен потому, что без него темная масса за мной не пойдет. Мне мешают казаки, поэтому я объявил, что за каждый удар нагайкой я буду вешать по очереди одного из вас, и моих заложников, которых у меня до ста человек. Когда казаки мне будут выданы, то я заключу их в трюме «Очакова», «Прута» и «Днестра» и отвезу в Одессу, где будет устроен народный праздник. Казаки будут выставлены у позорного столба и каждый сможет высказывать им в лицо всю гнусность их поведения. В матросские требования я включил экономические нужды, так как знал, что без этого они за мной не пойдут, но я и депутаты матросы смеялись над ними. Для меня единственная цель — требования политические». [14]

Здесь Шмидт как всегда выдает желаемое за действительное. Ни о какой сколько-нибудь существенной помощи мятежникам ни со стороны Ялты, ни со стороны Крыма, а тем более всей России и «всего света», речи не шло. Наоборот, к Севастополю двигался генерал Меллер-Закомельский с верными частями, остальные корабли Черноморской эскадры сохраняли полную верность правительству. Шмидт не мог не понимать, что часы его иллюзорной власти неминуемо сочтены. И он шел ва-банк, фантазируя о республике, отделении Крыма, своем президентстве и так далее. Скорее он убеждал в своем могуществе не пленных офицеров, а самого себя. Его мысли принимают порой болезненно-горячечный оборот: «Я буду требовать, просить я уже устал, выполнения условий от Царя…». У кого и что просил когда-либо Шмидт? Но главное в этих словах другое: Царь, унижено выполняющий условия Шмидта, — вот о чем мечтал первый «красный адмирал»!

Но не надо думать, что Шмидт был невменяем и действовал в полубреду. Нет, его методы и тактика абсолютно продуманы: вешать заложников, своих товарищей офицеров, прикрываясь матросами для своих амбициозных целей, обманывать их, смеяться над их наивностью и доверчивостью, подставлять их во имя своей гордыни под преступление, за которое грозила смертная казнь, планировать расправы над казаками — все это хорошо знакомые методы и тактика террористов всех времен и народов, и Шмидт действовал как террорист.

Но как и всякий террорист, как бы удачлив он ни был, Шмидт был обречен. Положение его ухудшалось с каждой минутой. В Севастополь вошел генерал Меллер-Закомельский, который быстро покончил с мятежом. Береговая артиллерия севастопольской крепости открыла огонь по «Очакову», который вместе с присоединившимися к нему «Свирепым», «Прутом» и «Пантелеймоном», был окружен верными Царю кораблями. По мятежным кораблям изо всех орудий был открыт ураганный огонь. «Свирепый» пытался отвечать ответным огнем, но он был подавлен, и корабль потерял управление. Команда «Свирепого» бросилась в воду. «Прут» и «Пантелеймон» после первых же выстрелов спустили красные флаги.

Между тем на «Очакове» Шмидт полностью утратил хладнокровие. Он кричал, что перевешает всех офицеров, если не прекратится огонь. Потом сказал: «иду принимать смерть». Но в этот момент по «Очакову» стали бить все башенные орудия «Ростислава», «Терца» и «Памяти Азова», а также береговая артиллерия крепости. Команда «Очакова» бросилась в воду. Одним из первых бежал лейтенант Шмидт. Это было вызвано не его трусостью: просто, как и всякий революционер, он счел нецелесообразным принимать «глупую» смерть на обреченном крейсере. Его и его сына, подобрал миноносец № 270. Через несколько минут, посланный с «Ростислава» катер доставил Шмидта на броненосец. «Очаков» поднял белый флаг.

Шмидта и его подельщиков судил черноморский военно-морской суд под председательством адмирала Чухнина, который в марте 1906 года приговорил Шмидта к смертной казни через повешение, которое потом было заменено расстрелом. Матросов Гладкова, Частника и Антоненко суд приговорил к расстрелу. 6 марта 1906 года приговоры были приведены в исполнение.

Выступая на суде Шмидт сказал: «Позади за спиной у меня останутся народные страдания и потрясения пережитых лет. А впереди я вижу молодую, обновленную, счастливую Россию».[15]

Насчет первого Шмидт был абсолютно прав: за его спиной остались страдания людей и потрясения. Но что касается «молодой, обновленной и счастливой России», то Шмидту не суждено было узнать, как глубоко он ошибался. Через 10 лет после расстрела Шмидта, его сын, молодой юнкер Е. П. Шмидт, добровольцем ушел на фронт и геройски воевал «За Веру, Царя и Отечество». В 1917 году он категорически не принял Октябрьский переворот и ушел в Белую армию. Прошел весь ее путь от Добровольческой армии до крымской эпопеи барона Врангеля. В 1921 году пароход увез Евгения Шмидта за границу от севастопольской пристани, с тех мест, где в 1905 году его отец помогал тем, кто сейчас поработил его Родину и гнал его самого на чужбину. «За что ты погиб, отец? — спрашивал его в изданной заграницей книге Евгений Шмидт. — Неужели для того, чтобы твой сын увидел, как рушатся устои тысячелетнего государства, расшатанные подлыми руками наемных убийц, растлителей своего народа?».[16]

В этом горьком вопросе сына «красного адмирала» заключается главное поражение лейтенанта Шмидта.

Петр Мультатули

[1] «Прометей», т. 8, М. 1971 г.

[2] там же.

[3] «Корабли-герои», с. 95.

[4] РГА ВМФ, ф. 1025, о.2, д. 40.

[5] РГА ВМФ, ф. 1025, о.2, д. 40.

[6] РГА ВМФ, ф. 1025, о.2, д. 40.

[7] РГА ВМФ, ф. 1025, о.2, д.40.

[8] РГА ВМФ, ф. 1025, о.2, д. 40.

[9] РГА ВМФ, ф. 1025, о.2, д. 45.

[10] РГА ВМФ, ф. 1025, о.2., д. 45.

[11] «Прометей», т. 8, 1971.

[12] РГА ВМФ, ф. 11025, о.2, д.40.