Земля Забытых Имен - Игорь Мерцалов

О нет, никто не обвинит обманутого человека! Кроме него самого. Нехлад понимал: столь слепо довериться Древлеведу он мог лишь в том случае, если его поучения были в глубине души близки ему.

Нет-нет, он, честный славир, вполне искренне возмущался, когда маг с легкостью разрушал его представления о жизни, о чести, о совести! И все-таки с поучениями Древлеведа было как-то… спокойнее, что ли? Ведь мир становится таким простым, когда перестаешь о нем думать, и ты всегда спокоен, если никого не пускаешь в сердце…

Он открыл глаза. Сна не было. Близился рассвет.

Спутники Нехлада крепко спали. Ночью они предали земле павших, понимая, что утром времени на это не останется. Яромир поглядел на их лица.

Торопча был спокоен, Тинар чему-то даже улыбался. Раненый Свияд, который конечно же завтра последует за своим боярином, сосредоточен. Буевит — хмур, а все же не оставляло впечатление, что во сне черты его сделались неожиданно мягкими.

А Радиша спал беспокойно, он явно был расстроен тем, что не сумел помочь. Звездочет не знал, что его рассказ навел Яромира еще на одну мысль.

С самого начала Древлеведу проще было поступить с Нехладом именно так, как он поступил под конец. Запереть где-нибудь, нож к горлу приставить, чтобы Иллиат и не думала своевольничать. В общем-то кто поручится, что в Верхотуре, когда стабучане стараниями Сохиря подвели Нехлада под княжеский суд, это не было воплощением замысла мага? Ведь Древлевед, подбираясь к Незабудке, явно делал ставку на стабучан.

Однако, встретившись с Нехладом, Древлевед изменил свои намерения. Решил сделать из него мага.

Яромир видел два объяснения столь резкой перемены. Либо настойчивость Иллиат заставила мага подстраховаться и дать Нехладу возможность самому защититься от демоницы, либо…

Либо Древлевед увидел в Нехладе нечто необычное. Особенное. Способность стать магом — не просто «средней руки», а великим.

Путь ученика получился короток и тернист, он не раз оступался, хотя и учился, по словам Древлеведа, очень быстро. Настал миг, когда маг разочаровался в Нехладе. Но не поспешил ли он?

Молодой боярин обнажил волшебный меч. Создание такой вещи — не знак ли, что путь не закрыт? Не доказательство ли того, что Нехлад способен еще на многое?

Навь манила, и он не стал сдерживаться. Да и зачем бы? Все равно нужно проверить, не ошибся ли он, оценив скорость, с которой двигался Древлевед.

Не ошибся. Пятно тьмы уже было в виду знакомых пиков Двух Судеб. До Хрустального города ему оставалось часа четыре пути. Дух Нехлада скользнул над руинами.

Должно быть, где-то в глубине нави еще можно увидеть отпечатки и услышать отголоски происходивших здесь событий, можно отыскать их, впитать — и увидеть все как будто своими глазами. Древлевед не рассказывал о таких возможностях, но сейчас Нехлад был твердо уверен, что сумел бы, будь у него время и желание. Навь покорна и послушна…

Вот Башня Слез. Можно нырнуть в навь и встретиться с Данаилой — в первый раз не во сне. Но что они скажут друг другу? Если Нехлад предупредит царевну о том, что Незабудка, быть может, способна освободить души, — что это изменит? Вне Башни от Данаилы ничего не зависит.

Нет, это все не то, это все постороннее. Нужно подумать о том, как остановить Древлеведа. Призвать рабов нави с самых отдаленных граней и дать им обличья… Да, обличья первых спутников Нехлада по Ашету. Он чувствовал, что на сей раз сумеет сделать их более совершенными. Хорошо бы еще создать что-то вроде серой стены — но из чего?

Впрочем… преданность Свияда и Торопчи, смысл жизни которых — защитить своих бояр, сгодятся на создание мощного щита, потерянность и боль Тинара превратятся в ловушку, а гнев Буевита и страх Радиши — под страхом должна крыться ненависть! — станут острием оружия. Нехлад рассмеялся. Мудрая судьба неспроста привела к нему этих людей! Теперь-то Древлевед увидит…

Увидит что? Смех Нехлада прервался, сменившись стоном.

Древлевед увидит человека, который перенял его колдовскую науку.

Науку равнодушия и презрения. И лжи. И лютой зависти.

Не так ли начинался путь Древлеведа? Его первое желание, когда он осознал существование во вселенной не только себя, но и других, было не слепым, как у Иллиат. Он не просто возненавидел их — нет, проникся завистью. Распознал за тем, что Иллиат назвала просто теплом, красоту жизни и безграничность творения — и презрел вместе с первым ударом своего сердца. Если оно у Древлеведа, конечно, было.

И выбрал свой путь. Как некогда злокозненный Укай из лихских преданий, все, чего не имел, Древлевед объявил для себя ничтожным и никчемным. Но то была ложь. И доныне лживо его презрение, хоть сам он едва ли признается себе в этом. Истинна только безбрежная зависть.

Возрадуется же его черное сердце, когда увидит он на руинах Хрустального города своего ученика — свое подобие! Ничтожного и никчемного человека, который возомнил себя богоравным, обретя силу через презрение. Человека, для которого друзья и враги в равной мере — всего лишь орудия…

«Отчего ты боишься мысли о богоравности? — с неожиданной силой вступила в спор та часть Нехлада, которую приводило в восторг даруемое навью всевластие. — Что в ней страшного или кощунственного? Она правдива. Твой бог не помог тебе, даже не попытался. А ты способен сделать то, что ему не под силу. Значит, если отбросить нравственный испуг перед словами, которые принято считать кощунственными, остается признать, что мысль о богоравности — всего лишь правда…»

Это часть Яромира говорила голосом Древлеведа. И его же словами.

Да только нравственный испуг «отбрасывать» нельзя. Ибо тогда вселенная опустеет, останется в ней одно-единственное, безгранично одинокое «я». Которое, естественно, назовет себя богом — но, так же естественно, не будет им. Напротив, станет от него дальше, чем любое другое существо в безграничной и безгранично презираемой вселенной.

И не нужно оправдывать презрение волей судьбы. Не для того привела она к Нехладу спутников, даже Буевита — союзника, который в мирное время легко может стать врагом. Не для того, чтобы можно было подвергать презрению их и использовать как орудие. Потрошить их мечты и чувства.

«Но ведь не ради себя же! — упрямилась неуемная часть Нехлада. — Ведь это ради Незабудки! Ты же любишь ее, хочешь спасти любой ценой…»

— А она хочет ли быть спасенной любой ценой? — спросил себя Яромир.

Однако этот последний довод его почти обрадовал. Хотя бороться с ним было труднее, зато отрадно было сознавать, что уж таких-то слов Древлевед никак не мог произнести.

Разгорался рассвет. Явь сейчас полнилась пением жаворонков. До Нехлада доносились отголоски их песен, и он даже видел их мерцающими высоко над головой розово-золотистыми искорками.

Навь привечала солнце по-своему. Тени, называемые Древлеведом рабами и низшими демонами, взмывали вверх, касались золотых лучей, на миг вспыхивая яркими радужными блестками, и тотчас опускались. Падение их превращалось в парение, потом в спуск по все расширяющемуся кругу, после чего следовал новый подъем.