Кратос - Наталья Точильникова

Мы обмениваемся кровью, и я вливаю в него энергию, так же, как когда-то в Анатоля, так же, как в раненого Германа, как в Бхишму. Уже после первого зала я понимаю: дойдем. Артур идет без моей помощи, даже не опираясь на руку, зато мои шаги тяжелы. Значит, так держать.

В зеленом зале Анахаты я понимаю, что его приступ закончился. Зато у меня дрожат и синеют руки. Можно ли повернуть время вспять? Замедлить можно. Я уже делал это в сражениях с метаморфами.

Артур взлетает на следующий уровень, он улыбается, ему не страшно.

– Дай мне руку, Артур, – прошу я. – Помоги мне.

Императрица говорила, что с распадом тела исчезает завеса между прошлым и будущим. Да, кажется, это так. Я иду увереннее, я уже знаю, что случится. Мои усилия больше не интуитивны, я знаю, что делаю.

– Артур, слушайся меня, делай только то, что я скажу, что бы тебе ни говорили о храме.

Он кивает.

– Хорошо, Даниил Андреевич.

Он ведь тоже видит будущее. Он понял? Или слишком много сил уходит на борьбу со страхом и попытки держаться достойно?

Мы на верхнем ярусе. Яркий дневной свет бьет в окна. Я здесь впервые днем, все, кого я провожал, уходили ночью. Таков обычай.

– Не трогай Иглу, – говорю я. – Сейчас ты спустишься вниз и выйдешь из храма. Как только проводишь меня.

Я держу его руку, он не успевает ничего понять, я уже касаюсь ладонью острия Иглы Тракля.

– Возьми кольцо и передай Хазаровскому, там наброски завещания, – успеваю сказать я, прежде чем меня заливает боль.

Наверное, так себя чувствует человек, когда с него живьем сдирают кожу. Я не успел закричать. Это быстро. Боль ушла, и пол зала начал стремительно падать вниз. На миг все исчезло, а потом я увидел далеко внизу залитый солнцем Кириополь. Прямо подо мной сияет шпиль храма, и имперские хризантемы колышутся под ветром где-то далеко внизу. Увидел? Так мог бы видеть человек, если бы все его тело покрылось глазами. Тысяча граней мира! Границы зрения расширились, за видимым диапазоном вспыхнули новые цвета.

Я растянулся по небу серебряным дымком, который так ужасал меня еще год назад и казался знаком гибели цивилизации. Поднялся выше и наконец собрался в шар. То существо, что росло во мне под человеческой оболочкой, вырвалось на свободу. Я сам стал этим существом.

И тогда я встретил других.

Стая цертисов парит высоко над землей. Для узнавания не нужно человеческое обличье. Но и имена не отражают сути. Старый друг Саша Прилепко, императрица Анастасия Павловна, гений и убийца Федор Тракль. Здесь другие звуки и другие имена, недоступные бессильной человеческой речи.

Я вышел из храма, по щекам текут слезы, в кулаке – императорское кольцо. Мама обняла меня, расплакалась.

– Артур? А Даня?

– Он ушел. Вот, велел передать Хазаровскому.

Я раскрыл ладонь, золотой феникс сверкнул на рубине.

– Он на Дарте, – сказала Джульетта.

– Я свяжусь с ним.

Интересно, что бы сделал с кольцом Даниил Андреевич, не имея на него никакого законного права? Наверное, носил бы на цепочке, как Фродо.

Что бы сделал с кольцом мой отец? Надел. Смеясь, презирая, глядя на солнце сквозь безделушку, означающую власть над пятью мирами.

– А что, Джульетта, были в истории шестнадцатилетние императоры?

Она с ужасом, удивлением и восторгом посмотрела на меня. Как только сочетаются столь разные чувства?

– Джульетта, ты очень красивая, – сказал я.

Я надел кольцо, полюбовался им на руке.

В мозг ворвался вихрь информации, я сел на ступени храма.

– Что с тобой? – спросила мама.

– Ничего.

Я узнал детали завещания императора.

Хазаровский отозвался сразу.

– Да, государь?

– Леонид Аркадьевич, император ушел в храм.

– Когда?

– Только что. Возвращайтесь.

– У тебя кольцо?

– Оно предназначено вам. Не пропадет.

– Спасибо, Артур. Ждите. Предупреди отца.

А то я сам не догадался!

– Привет, папа. Даниил Андреевич ушел в храм. Кольцо у меня.

– Это предложение?

Народ Кратоса никогда не примет в качестве императора бывшего тессианского сепаратиста. Что нам останется? Вернуться на Тессу, где Анри Вальдо станет вольным президентом вольной республики? Купить независимость за императорский символ? Может быть, и купим, только что с ней делать? Кем править: цертисами и детьми? И остаться при этом без поддержки метрополии.

Мой отец понимает это не хуже меня.

– Вряд ли, – говорю я. – Я предупредил Хазаровского.

– Встречу, – усмехается он. – И провожу до Кратоса. Все-таки соотечественник.

Власть автоматически перешла к Лео как принцу империи.

Я носил кольцо двое суток, пока оно не легло на узкую ладонь Хазаровского. Я заметил, что он снял все остальные перстни, которыми любил унизывать пальцы. На рояле играть такими руками.

– Это кольцо лучше смотрится в одиночестве, – сказал он.

За эти двое суток я узнал много нового, честно говоря, не предназначенного для меня, так что ждал Леонида Аркадьевича с некоторым внутренним трепетом. Но он не упрекнул меня, только попросил «особенно не болтать».

Меня осмотрела Людмила Георгиевна. Я так и не понял, имею ли я право называть ее бабушкой, но она явно приняла эту роль. Результаты удивительные. Течение Т-синдрома остановлено. Идет восстановление организма.

Она не понимает, как Даниил Андреевич этого добился, но сдвиг произошел сразу после нашего визита в храм.

– Но вряд ли ты выздоровеешь окончательно, – грустно сказала она. – Все очень далеко зашло.

Я пожал плечами.

– Ну подумаешь, стану цертисом.

– Я должна тебя предупредить, что возможна внезапная дезинтеграция. Если почувствуешь себя хуже – сразу ко мне.

Я кивнул.

А через неделю ушла в храм моя мама. Она очень боялась: не за себя, за меня. Я провожал ее, и она считала, что обряд может снова ускорить течение Т-синдрома. Но я настоял. В общем-то ее больше некому было проводить.

Ее опасения не оправдались, мне становится все лучше.

Она ушла днем, как отчим. Спустившись вниз, я сел на ступени храма, сорвал белую императорскую хризантему и долго крутил в руках, глядя на серебристый дымок над шпилем.