Торговец отражений - Мария Валерьева

пили воду, которую подавал их учитель. Джексон просил пить ее и часто говорил, что в скором времени все изменится, если они будут вместе. А если их будет больше, то счастье приблизится. Он называл их «семьей». Каждый, чтобы обрадовать Джексона, пытался подружиться с кем-то на кампусе, но никому, кроме Грейс, так и не удалось стать в обществе обыкновенных людей хоть немного приятными. Почему-то остальных членов семьи мир людей принимал неохотно. А Джексон не злился и говорил, что верил в них. То было его главное желание — поделиться истиной со всем миром. Он мечтал проснуться благодетелем для всех.

Часто он уходил на несколько дней, а друзья не переживали: знали, что Джексон вернется. Обещал. Он возвращался радостный, напитавшийся новыми соками истины. Джексон садился у камина и рассказывал, что видел, с кем общался. Часто говорил об озерах, но без подробностей. Убеждал, что время еще не пришло, а когда настанет час окунуться в истину с головой, они не забудут о прежней жизни, ведь она и есть путешествие к правде. Страдания на пути к утешению. Все всегда происходит только так, от боли к счастью, не иначе.

То были счастливые дни, потому что они были вместе. Дышали одним воздухом и верили в общее. Погоня за всемирным наслаждением истиной была их топливом, которое помогало просыпаться даже в самые тяжелые дни, когда голова раскалывалась, а идти ровно не получалось. Они были счастливы с Джексоном, пока он не ушел.

Прежде они были учениками, но теперь это не имело значения. После этой ночи они знали, что будут на равных и уже сами будут проповедовать правду. Они делали вдох и чувствовали, как легкие наполняются водой, а потом выпускали ее до последней капли. С каждым движением уставшей вдыхать человеческий воздух груди они становились легче.

Это время счастья. Они плыли в коконе любви. Как когда-то, в чьем-то теле, они зарождались, чтобы появиться на свет снова.

Звуков не было. Даже приглушенного, разносящегося в даль, что обычно слышно под водой. Была только тишина, только тепло и свет. Белый силуэт стоял на воде. Они видели, как вода пузырлась, как Джексон смотрел сверху вниз и улыбался совсем как человек, провожая в последний путь. Он исчезал в темноте, как улетала прошлая жизнь. Джексон так близко, словно был рядом, словно на расстоянии вытянутой руки, но и на расстоянии вечности.

Отколупывалось то, что тянуло к земле. Шелушилась кожа, отхаркивался человеческий воздух, пропадала тяжесть тела. Они стукнулись спинами о дно, оторвались от песка и вздохнули. Вода снова обожгла легкие и — освободила дыхание. Осознание самости восхитило их. Впервые за годы встретиться с самим собой. Самое восхитительное и волнующее, самое ужасающее и благое знакомство — знакомство с самим собой.

Они нырнули к самому основанию времен. К тем годам, когда времени еще не существовало. Когда мир был и не считал дни до конца. И в основании его, в сердце, том, что бьется так, как желает, не считаясь с человеческими часами, — они встретили самих себя. Когда-то потерялись, заблудились в годах, числах, минутах. Но наконец освободились и сделали первый вдох.

Джим увидел сильного и мудрого человека, что тащит на спине груз жизни. Ноги закапывались в песке. Руки дрожали от тяжести мира, что он нес перед собой на мягкой подушке. Но Джим улыбался. В черных глазах искрилась мудрость всего света.

Шелдон увидел себя в свете белых одеяний, с истоптанными от бесконечного пути ногами, с каплями крови на лбу и улыбкой на губах. Он был избранным, особенным. Его путь — путь проповедника.

Лиза плыла над тянувшимися к ее ногам водорослями и несла на руках жизнь. Жизнь прорастала из ее пальцев ростками, струилась из-под ногтей косяками рыб, выбегала из ладоней животными и людьми. Она несла ее в мир.

Сабрина шла медленно, смотрела вперед и улыбаясь. Она не несла ничего, кроме самой себя, а в следах ее росли храмы. Песчинки собирались в фундаменты и кирпичи, песок укреплял их цементом и расписывал узорами.

Грейс шла по дну, а в руках ее билось сердце. Алые капельки выплывали из него и поднимались к поверхности. А под ногами отражался мир. Голубое небо, зеленые травы и листья, разноцветные маковки цветов, тянувшиеся к солнцу. Сердце плыло по воде, а Грейс в зеркале не отражалась.

Огни закружились перед глазами. Вокруг горели костры, разожженные расплавленным золотом. Они вдыхали воздух и воду, чувствовали редкие прикосновения ветра, поднимали руки к усыпанным растекавшимися в лунном свете звездам, гладили пламя и не чувствовали боли, — только тепло, которое снова, как когда-то чужое тело, наполняло их жизнью.

Прекрасна свобода в водах бескрайности. Жизни нет в этих водах, смерти тоже. Только бесконечность и счастье. Вот она — правда. Не было больше зла и добра. Не было несправедливости и честности. Не было белого и черного. Было видение. Человек отныне стал ценностью мира. Они превзошли самих себя, потому что поверили. Поверили истине, дарованной настоящим мудрецом. Они поняли — весь мир должен поверить Джексону.

Это безумие, разливавшееся невидимыми нитями на всех. Это сумасшедшее видение, рожденное отравленной истиной водой. Это обман, который помог истине взобраться на вершину. Это сон. Дурман. Но они — верили.

Грейс вынырнула и вдохнула новый воздух. Сладкий и соленый, вязкий и легкий. Грейс открыла глаза, щипавшие от воды, оттолкнулась от дна и выползла на берег. Звезды стали ярче, небо снова было далеко. Луна заходила за горизонт. Это новый мир, пусть он и похож на старый. И Грейс знала — скоро взойдет уже другое солнце.

Рядом лежали остальные. Шелдон плакал и улыбался. Джеймс с хрипами сплевывал воду на мокрую траву и, казалось, заново учился дышать. Лиза гладила себя по лицу, словно проверяла, не потеряла ли что-то в воде. Сабрина стеклянными глазами смотрела на небо и молчала. Грудь ее вздымалась медленно, будто на нее поставили груз.

— Вы тоже видели это? — прошептал Шелдон и засмеялся, широко улыбаясь. — Скажите мне, вы же тоже видели это?

Грейс посмотрела на него и почувствовала, как по коже пробегает холодок. Шелдон выглядел так, будто и не страдал все эти годы, — румяный, опьяненный и счастливый.

— Мы все там были, — ответил Джим и сплюнул на