Книги онлайн и без регистрации » Историческая проза » Музыка и Тишина - Роуз Тремейн

Музыка и Тишина - Роуз Тремейн

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 94 95 96 97 98 99 100 101 102 ... 128
Перейти на страницу:

Она не знает, почему Ингмара отправили в Копенгаген.

Она не может предсказать, в какой мир войдет теперь Маркус.

Но она точно знает, что время завершило свой круг и вернуло ее в то самое место, которое, как ей казалось, она навсегда покинула. Оно остановилось здесь и больше ее не отпустит. Кирстен не приедет в карете, чтобы умолять ее вернуться в Боллер. Глупые мечты Эмилии об Английском музыканте остались в прошлом. Она состарится в доме своего детства, без матери, без отцовской любви. Здесь она умрет, один из братьев похоронит ее в тени церкви, и кусты земляники, разрастаясь год за годом, однажды скроют все, что от нее останется, даже ее имя: Эмилия.

Замеры толщины льда

Во времена детства Кристиана, когда в разгар зимы озеро Фредриксборга замерзало, Король Фредрик обычно посылал разметчика теннисного корта измерять его глубину. Кристиан помнит, что всегда наблюдал, как этот человек в пяти разных местах прорубает лунки, опускает в них измерительный лот, затем вытаскивает и, рассматривая его косыми глазами, подсчитывает, где кончается лед и начинается вода.

Серьезность, с какой проводились замеры толщины льда, зачаровывала и волновала молодого Кристиана, словно разметчик корта измерял само время и должен был объявить, сколько его осталось, и назвать день, когда Кристиан станет Королем.

Затем, если объявлялось, что лед достаточно толстый, начинались катанья на коньках. Кататься разрешалось всем, кто служит во дворце. Помощники конюхов танцевали под руку с судомойками; учитель фехтования выполнял серию стремительных прыжков и вращений; за спиной Королевы Софии развевались золотые косы; на маленьких санках катали детей, собаки пытались преследовать конькобежцев, но скользили на расползающихся лапах и с заливистым лаем кружили на месте.

Изредка бывали такие мягкие зимы, что озеро не замерзало, и коньки с непромасленной кожей и неполированными лезвиями оставались в шкафах и ящиках.

В этих случаях все обитатели Фредриксборга сходились во мнении, что «без катанья на коньках зима — не зима. Зима без коньков ослабляет дух и торопит приход весны».

И вот зимой 1630 года одним февральским утром Король Кристиан смотрит из окна, как разметчик теннисного корта выходит на лед и принимается бурить лунки для измерительного лота. Все залито светом, темные деревья поблескивают в лучах солнца, растопившего морозный иней ночи, небо — нежная, невинная голубизна. Это один из тех дней, когда мир кажется заново родившимся — так ярки краски и четки очертания всех предметов. Ослепительное сияние безмолвного, замерзшего озера пробуждает в Короле неодолимое желание выйти на него, скользить и кружить по его безупречной белизне.

Он забыл о боли в животе. Пока разметчик переходит от лунки к лунке, Королю грезится, будто он видит одетого в коричневый бархат Брора Брорсона, двенадцатилетнего мальчика, который движется на коньках длинным, мощным шагом, который ходит быстрее всех, который никогда не устает, который все еще там — он вновь и вновь пересекает озеро, когда уже заходит солнце, когда сумерки превращают его в тень и ночь скрывает его от глаз…

— Хороший лед, — сообщают Королю. — Толстый, как четыре каравая хлеба.

Король издает радостное восклицание и приказывает найти для всех коньки, в том числе для Синьора Понти, бумажного фабриканта, и его дочери Графини. Пока Король надевает шерстяную шапочку, которую он всегда носит, чтобы уберечь уши от холода, по замку разносится слух: «Скоро начнутся катанья!»

Явившемуся на зов Йенсу Ингерманну велят присмотреть, чтобы музыканты тепло оделись, поскольку позолоченные пюпитры ставятся в ряд в самом центре озера. Смотря на пюпитры, Король радуется как ребенок. Кажется, что они выросли из замерзшей воды, словно датский лед обладает чудесными свойствами и за одно-единственное февральское утро способен не только вырастить из своих глубин пюпитры, но и заставить их расцвести золотыми побегами.

Синьор Понти, качая головой, рассматривает лезвия на башмаках, которые ему дали. Он говорит Франческе:

— Нет, нет. Встать всем весом на эти узкие полоски? Я деловой человек, а не шут.

— Нет, Папа, — отвечает Франческа; в первые годы замужества она вместе с Джонни ОʼФингалом каталась на коньках в Клойне. — Ты сам удивишься, как легко они тебя выдержат. Пока не привыкнешь, можешь держаться за меня, а потом сам заскользишь, и моя помощь больше не понадобится.

Но Понти остается при своем мнении. Он говорит, что пойдет только посмотреть, и умоляет дочь не упасть и не сломать себе ногу или колено. Он вовсе не желает, чтобы она вступила в новую жизнь хромая.

Но Франческа увлечена перспективой покататься по залитому солнцем озеру, чувствуя на себе взгляд любимого человека, и ей не терпится влиться в людской поток, который во главе с Королем направляется к берегу. Она надевает черный бархатный плащ и бархатную шляпу. «Интересно, — думает она, глядясь в высокое зеркало, — надолго ли сохранится моя красота?»

Подходя к озеру, Франческа прогоняет эту мысль. После страданий, выпавших ей на долю с Джонни ОʼФингалом, она твердо решила быть счастливой. И сейчас есть только сияющее утро, взмывающие в небо звуки музыки, звон коньков по гладкому льду, заразительный смех Короля, красота Питера Клэра и веселье, которое при каждом движении и повороте переполняет ее душу.

Ведя свою партию в оркестре, Питер Клэр замечает, что датчане катаются на коньках так грациозно, будто лезвия — это часть их ног. Даже Королевский канцлер и прочие знатные особы преклонного возраста на льду выглядят очень легкими и проворными. А сам Король, отяжелевший и проявляющий явную склонность к неторопливым движениям, кажется моложе и легче.

Когда музыканты вышли на замерзшее озеро, Йенс Ингерманн вынул из кармана свернутый кусок ткани, развернул его движением фокусника и, чтобы не стоять на скользком льду, положил себе под ноги. Но Питеру Клэру, Кренце, Руджери и остальным приходится балансировать на неверной поверхности, и лютнист замечает напряжение в лицах своих коллег. Если конькобежцы держатся на льду с уверенностью танцоров, то музыкантов терзает опасение, что они могут вот-вот упасть.

— Здесь нужны стулья, — говорит Паскье.

— И мех, чтобы не замерзли ноги, — говорит Руджери.

Но Йенс Ингерманн лишь подсмеивается над ними:

— Стулья и мех? Вы кто? Стадо старух? Даже вздорный Доуленд не просил стульев и мехов!

Итак, у них нет иного выбора, нежели играть, стараясь твердо держаться на окоченевших ногах, и солнце, поднявшееся на предельную для конца зимы высоту, рельефно высвечивает сцену, на которую Питеру Клэру больно смотреть. Сейчас он бы предпочел быть где угодно, но только не здесь. Он бы обменял этот слишком яркий день, в который Франческа скользит вокруг него, на другое место: на место, где обитает Эмилия Тилсен.

Но как до него добраться? Хоть он и держал в руках те самые документы, которые Кирстен просила его украсть, и даже мог бы по памяти записать длинный перечень долгов Короля, он знает, что не способен предать Кристиана. Сейчас он смотрит на Его Величество: Король кружит и кружит по льду в своей скромной шерстяной шапочке; тесто его лица собралось в улыбку, а на щеках горят два ярких пятна, похожих на засахаренные сливы, положенные на тесто каким-то заботливым пекарем.

1 ... 94 95 96 97 98 99 100 101 102 ... 128
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?