Последний час рыцарей - Нанами Шионо

Барбариго удалось ненадолго вздремнуть, но вскоре он проснулся от боли: очередным толчком его отшвырнуло на край жесткой деревянной кровати. Одеяло по пояс обмоталось вокруг тела, а пока он распутывался, мягкое прикосновение ткани к рукам напомнило ему о Флоре. Он вспомнил вечер, когда узнал, что между ними — разница в возрасте в пятнадцать лет. Тогда же выяснилось, что в прошлом их дороги часто пересекались.

Так, в двадцать лет Барбариго ездил во Флоренцию с отцом, которого отправили туда в качестве посла. Пятилетняя Флора жила на той же улице, где остановились дипломат с сыном. Пятнадцать лет спустя они снова едва не встретились: тогда уже тридцатипятилетний Агостино приехал в Мадрид в составе венецианской делегации, направленной по случаю коронации Филиппа II. Оказывается, Флора на тот момент тоже была в Мадриде: ее отец, прибывший в столицу по делам, взял с собой единственную дочь. Многие претендовали на руку девушки, но отец всем отвечал отказом. Однако вскоре после той поездки он все же выдал свою любимицу за венецианского дворянина.

Печально вздыхая в объятиях Барбариго, Флора как-то спросила, почему Господь не позволил им встретиться раньше.

— Должно быть, он ждал момента, когда мы оба будем нужны друг другу, — ответил Агостино.

— В таком случае, — недовольно проговорила женщина, — он бы сделал так, чтобы мы встретились в Мадриде. Тогда уже можно было и пожениться.

Он молча улыбнулся и нежно поцеловал ее волосы.

Обычно стоило только Барбариго подумать о Флоре, как все вокруг начинало напоминать ему о ней. В окно подул ветер, запахло морем — и он вновь переживал ту ночь, когда целовал слезы на ее щеках, а она в ответ лишь улыбалась и повторяла: «Я люблю тебя». Каждый раз, когда она после ночи любви шептала эти слова, глядя куда-то вдаль, Агостино чувствовал что любит ее еще сильнее.

Дело, ожидавшее Барбариго на Кипре, было не таким уж и сложным, но все же угнетало его. За полгода его отсутствия на острове ничего не изменилось. Венецианское правительство и не собиралось что-либо здесь улучшать.

Кипр — третий по величине средиземноморский остров (после Сицилии и Сардинии). Хотя кое-кто поспорит, что третьим является Крит, все же внутренние земли Кипра гораздо обширнее по площади. Для Венецианской республики, стремившейся не расширить, а удержать свои колонии, основным недостатком острова оказалась невозможность полного его укрепления.

Вдобавок ко всему, столица острова Никосия располагалась на равнине в глубине территории и была полностью открыта для массовых атак турецкой армии. При этом многочисленные порты с военными подкреплениями из Венеции протягивались вдоль побережья, вдали от главного города. Самой крупной и надежной крепостью Кипра была Фамагуста, располагавшаяся в пяти километрах от столицы. А между Никосией и главной гаванью острова тянулись сплошные хлопковые поля.

На Кипре было менее пяти тысяч солдат. Отчасти это объяснялось тридцатилетним миром между Венецией и Турцией, а также дефицитом человеческих ресурсов Венеции. Такого количества военной силы на острове когда-то казалось достаточно. Но не теперь.

До середины XV века небольшого отряда лучших солдат здесь вполне хватало. Однако времена меняются. И в 1570 году Турция стала противником Венеции. Всем было известно, что империя часто выигрывала битвы за счет количественного превосходства в солдатах. Так, даже для захвата крошечного острова Родос Турция выделила сто тысяч воинов. А на атаку крупного Кипра, учитывая удаленность острова от Константинополя и легкость доставки подкреплений, Османская империя, несомненно, отравила бы еще более серьезные силы.

Большинство жителей Кипра были православными греками. Они знали, что Турция гарантировала религиозную свободу всем своим территориям, не исключая Константинополь. К тому же мало кто из них понимал, что своим экономическим процветанием и развитием остров был обязан именно Венеции. Поэтому в случае турецкой атаки острова республике не приходилось рассчитывать на помощь киприотов.

Около середины апреля Агостино Барбариго вернулся в Венецию. Город был поглощен приготовлениями к приближавшейся войне. 7 марта дож, облаченный в официальное торжественное одеяние, отслужил мессу в церкви Сан-Марко, молясь о победе над турками. Так Венеция публично объявила о начале войны. Тем временем правительство отправило в Рим делегата с целью убедить папу Пия V в необходимости создания объединенного союзного флота против Турции. Итогом этих переговоров можно считать то, что папа, в свою очередь, послал собственного делегата к испанскому королю Филиппу II с предложением вступить в союз.

30 марта из доков Сан-Марко были отправлены на подмогу Кипру шестьдесят боевых галер. Эскадрой командовал вновь назначенный главный морской капитан Джироламо Занне. Этим шагом Венеция более чем ясно давала понять, что готова к войне.

Барбариго встретил эскадру в Адриатическом море. Он возвращался на север, в Венецию, а корабли стояли у острова Зара — главного венецианского аванпоста в Далмации. После назначения главным морским капитаном в подчинение к Занне переходили следующие командующие: Себастьяно Веньеро на Корфу, Марко Квирини и Антонио да Канале на Крите, Маркантонио Брагадин на Кипре.

Прибыв в Венецию, Барбариго несколько дней занимался докладами в Совете Десяти, после чего вернулся к своим прежним обязанностям на верфи. А Флора, чье присутствие и само имя напоминали о весенних цветах, встретила его, светясь от счастья.

В Константинополь весна пришла позже, чем в Венецию. Месяцем раньше посол Барбаро получил секретные указания от Совета Десяти. И от добавившейся ответственности ему казалось, будто северные ветра в проливе Босфор дуют сильнее обычного.

Совет Десяти, поддерживавший объявление войны, приказывал Барбаро как можно дольше сохранять мирные отношения с Турцией. Это секретное поручение было составлено чуть ли не на следующий же день после того, как венецианский сенат категорически отклонил требования Османской империи. Правда, для республики было делом обычным вести переговоры о мире и одновременно готовиться к войне. Поэтому и теперь поведение Совета не стало неожиданностью, но Барбаро от этого не было легче.

Слишком явное стремление сохранить мир турки восприняли бы как признак слабости. От Барбаро требовалось извернуться так, чтобы в итоге была достигнута цель, но при этом следовало не потерять уверенной политической позиции своей страны. К несчастью, великий визирь Сокуллу, единственный человек, с которым можно было рационально вести переговоры, теперь явно оказался в меньшинстве среди придворных. Но несмотря на это, он оставался великим визирем, поэтому разговаривать все же предстояло с ним.

Учитывая создавшуюся обстановку, пришлось вести переговоры втайне. Для этого Барбаро прибег к помощи доктора-еврея по фамилии Ашкенази. Он являлся лечащим врачом жены великого визиря и в каком-то смысле стал доктором и для самого Барбаро. Посол ежедневно посылал за ним, жалуясь на диарею.

Кроме Маркантонио Барбаро, был еще один венецианский дипломат, имевший все причины мучиться диареей. Семья Джованни Соланцо относилась к прославленному венецианскому роду. Подобно фамилиям Барбариго, Канале и Веньеро, род Соланцо насчитывал более четырехсот лет. Эти имена не требовали особого представления не только в Венеции, но и во всех королевских дворах Европы.