Тьма над Лиосаном - Челси Куинн Ярбро

Брат Гелхарт медленно покачал головой.

— Затем, что нам нужна срочная помощь. Кто знает, что тут будет к утру? Вредные испарения распространяются быстро. Поезжай — и возвращайся с герефой и отрядом солдат.

— Услышав про вредные испарения, она может и не поехать, — заметил с глубокомысленной миной привратник. — Король не желает, чтобы зараза косила людей. Он приказал всем своим офицерам гнать от себя зараженных. Она вообще может не пустить меня в крепость. Станет ли она рисковать здоровьем крестьян и солдат?

— Забота о нас — ее долг, — ответил высокомерно брат Гелхарт. — И к тому же наш заболевший наставник — ее родной брат.

Брат Олаф вздохнул, сознавая, что возражения бесполезны.

— Ну хорошо. Я возьму вьючного мула: он знает дорогу и побежит по ней сам. А еще прихвачу с собой пару масляных фонарей, авось хоть один доживет до рассвета. И если Господу будет угодно, вернусь к вам с герефой и с теми, кого она решит с собой взять.

— Да хранит тебя Христос Непорочный, — сказал брат Гелхарт и повернулся к братии в абсолютной уверенности, что вопрос с поездкой решен.

Бормоча себе под нос что-то бессвязное, но весьма походящее на проклятия, брат Олаф заковылял в дальний угол обители, где к частоколу лепилась конюшня. Проходя мимо брата Гизельберта, все еще продолжавшего кланяться и скакать, он потупил глаза, отчаянно сожалея, что костыль не позволяет ему зажать также и уши: доносившееся до них пение превратилось в нечленораздельное блеяние, что весьма и весьма его удручало, ибо петь псалмы он умел и любил.

Слабоумный брат Авалир спал в пустующем стойле. Орарь стоял дыбом над его головой. Когда брат Олаф окликнул послушника, тот потянулся и стал протирать кулаками глаза — точно так же, как делают это малыши. Потом уставился в темноту.

— Кто тут?

— Брат Олаф, — отозвался привратник, как и всегда ощущая неловкость в присутствии недоумка. — Мне велено взять самого крупного мула.

Брат Авалир дважды моргнул.

— Еще ведь темно.

— Да, но таков приказ брата Гелхарта, и я вынужден подчиниться ему.

— Наш настоятель не он, а брат Гизельберт, — сказал брат Авалир и рассмеялся, довольный, что сумел указать брату Олафу на ошибку. — А раньше нас наставлял брат Хагенрих.

— Да, — согласился брат Олаф. — Ты прав. Брат Гизельберт здесь настоятель, но он заболел той же болезнью, от которой сгнил брат Хагенрих.

Брат Авалир перекрестился.

— Пусть Христос Непорочный окутает брата Гизельберта своим плащом и сохранит ему доброе здравие.

— Да. — Брат Олаф также перекрестился. — Но мне теперь надо поскорее добраться до крепости Лиосан.

Лицо брата Авалира прояснилось.

— У меня там есть брат.

И опять брат Олаф кивнул.

— Да. У тебя там есть брат. И я должен предупредить его об опасности. Ты согласен со мной? И еще каждого, кто живет в крепости и в деревне. Им надо знать, что в наш край опять пришло помешательство, чтобы они были настороже и гнали его от себя.

— А у них получится? — спросил брат Авалир, рассеянно перекрестившись. — Вдруг помешательство их одолеет?

Этим вопросом брат Олаф мучился сам.

— Не одолеет, — отрезал он хмуро.

— Потому что Христос Непорочный защитит их? — Брат Авалир тоже нахмурился. — Он что, любит их больше, чем нас? Что они сделали, чтобы заслужить большую милость Господню? — Он в раздражении принялся мять свою рясу. — Мы Его слуги, мы своими молитвами обеспечиваем защиту для крепости. Разве я не прав?

— Да, — в который раз повторил брат Олаф. — Но мне нужно спешить. — Он указал на стойло, в котором стоял самый крупный мул. — На него есть седло?

— Вон оно, висит на гвозде, — ответил брат Авалир. — Там и подпруги с попоной. А другое — в чулане. Но почему посылают тебя? Ты уже в возрасте и с костылем, всем видно, что ты слаб здоровьем. Не лучше ли ехать тому, у кого целы ноги?

— Ты прав, я тоже думаю так, — ответил брат Олаф. — Но брат Гелхарт выбрал меня, и мой долг ему подчиняться. Пока не поправится брат Гизельберт.

— А он поправится?

Это был вопрос, на какой отвечать не хотелось, и брат Олаф направился к мулу.

— Напомни, какая у него кличка?

— Тупица, — незамедлительно отозвался брат Авалир. — Потому что он очень упрямый.

— Ясно, — угрюмо буркнул брат Олаф.

— Он передвигается, как ему вздумается, но не быстрее чем трусцой. Скакать во весь дух его может заставить только пожар или рана. Но трусцой он способен бежать очень долго, хоть целую ночь.

— Ладно, — сказал брат Олаф, укрывая попоной костистую спину животного. — Я понял.

«Со всеми тупицами так», — думал он, накладывая на попону седло и вспоминая свою сестру, у которой мозгов было не больше, чем у этого мула. Уж если она вбивала себе что-нибудь в голову, то с этого ее было не своротить.

Брат Авалир прислонился к столбу возле стойла.

— Пить он не захочет. Дай ему ведро воды в крепости. Там он станет пить, но не в пути. Это ведь хорошо, потому что бандиты нападают у водопоя, не так ли? — Он поднял голову и прислушался. — Хор поет что-то новое, да?

— Да, — уронил брат Олаф, стиснув зубы. — Где уздечка?

— Сейчас принесу. — Брат Авалир ушел и тут же вернулся, с широкой улыбкой и уздечкой воинского кроя в руке. — Брат Гизельберт принес ее, когда вступал в монастырь.

— А я отвезу ее в крепость, — пробормотал брат Олаф, затягивая подпруги и пристегивая к ним нагрудник. — Ну все, — сказал он и, уронив свой костыль, забрался на мула. — Я готов в путь. Дай мне с собой два фонаря: один может погаснуть.

Послушник с готовностью снял со стены единственный, едва теплящийся светильник.

— У него новый фитиль. Бери его, брат Олаф. В нем столько масла, что хватит и на ночь, и больше. Тебе не потребуется второй. Он будет только обузой, никто не ездит с двумя фонарями. Если не веришь, спроси в крепости у солдат. Они врать не станут, ибо, подобно нам, подчиняются воле Христа.

— А у тебя есть второй фонарь? — спросил брат Олаф, натягивая поводья.

— Нет, — понурился брат Авалир, огорченный, что его вынудили признаться в истинном положении дел. — Он был у меня, но его забрали.

— Ладно, — сказал брат Олаф.

— Но и одного тебе будет достаточно, — заверил брат Авалир. — Помчишься под присмотром ангелов Божьих, и вас никто не догонит. Даже сам Дикий пес.

Брат Олаф искоса взглянул на послушника и вонзил каблуки в бока мула. Он не верил теперь ни в какого Дикого пса, ибо тот был предан старым богам и по их прихоти отбирал у людей жизни и души. И все же мысли об этом чудовище нет-нет да и посещали его, особенно в пору штормов, когда в лесу ломались деревья и разъяренные волны метались вдоль берега, а ветер выл и крепчал. Но сейчас вокруг ничего такого не наблюдалось, и брат Олаф приободрился. Оказавшись за воротами, он посмотрел на небо, однако ангелов там не заметил и вновь поскучнел. Его фонарь в необъятной ночи казался крохотным шариком света, мало чем отличающимся от мерцающих вверху звезд.