Советские партизаны. Легенда и действительность. 1941-1944 - Армстронг Джон

в) Религия. Более важной и весьма существенной уступкой правительства чаяниям народа (отчасти с целью противодействовать терпимости немцев в этой области, а также считаясь с намеками американцев на желательность ослабления антирелигиозной деятельности) было изменение отношения к православной церкви. Будучи весьма важной стороной психологической войны в более широком смысле, уступки в этой области являлись логичным, хотя и вызывающим удивление, отходом от ранее использовавшейся тактики. Они также были важны в плане ответной реакции, которой можно было добиться от населения на оккупированной немцами территории с тем, чтобы вызвать у немцев беспокойство и вынудить их предпринимать различные (безуспешные) контрмеры.

Сами партизаны, в основном являвшиеся коммунистами и молодыми людьми, видимо, не столь сильно были подвержены влиянию религии. Вместе с тем их действия являлись свидетельством имевшегося у них четкого представления о значимости веры для значительной части населения.

Первые усилия партизанской пропаганды в этой сфере относятся к весне 1942 года. К тому времени советские листовки, доставлявшиеся в оккупированные регионы, распространяли информацию, указывающую на «мобилизацию» православной церкви для сплочения населения Советского Союза, в том числе путем посланий священников и призывов высших церковных иерархов. Партизанская пропаганда большей частью содержала упоминания о деятельности церкви на свободной от оккупации территории. Такие упоминания неоднократно появлялись во второй половине 1942 года, но еще чаще – в связи с избранием митрополита Московского Патриархом всея Руси летом 1943 года. Что же касается оккупированной территории, то проблему церкви там партизаны обходили молчанием, за редким исключением попыток противодействия немецкой пропаганде. В частности, они стремились приводить примеры осквернения церквей и жестокого обращения немцев с духовенством. В одной партизанской листовке, датированной ноябрем 1943 года, говорилось: «Немецкие мерзавцы на каждом углу кричат, что они защитники веры и религии. Хороши защитники, разрушающие церкви и жестоко обращающиеся со священниками! Нет, разбойники останутся разбойниками!»

Подобную пропаганду было трудно вести, поскольку значительная часть духовенства сотрудничала с немцами. Имеются примеры обращения партизан с духовенством как с «предателями», когда дело доходило даже до убийств и сожжения домов священников. Перехваченная немцами в июле 1942 года инструкция, переданная партизанам по радио, гласила: «За предателями надо следить и по мере возможности уничтожать. Смерть предателям! К ним относятся и священники, вошедшие в сговор с новыми язычниками, служащими немцам, тем самым немцам, которые во Львове убивали священников штыками, которые подавляют свободу совести и которые разрушали и оскверняли церкви в Белоруссии!»

Партизанская пропаганда «в защиту церкви» в соответствии с проводимой советской линией не использовала печатного слова и предпочитала листовкам «пропаганду действием». Немецкие донесения указывают, что во многих случаях партизаны, вне зависимости от своих религиозных убеждений (которые обычно, в лучшем случае, были нетвердыми), позволяли или даже призывали к открытию церквей в находящихся под их контролем районах, пытаясь подобным образом снискать расположение местных крестьян. В ряде случаев они даже посещали церковные службы. Интересной и типичной в этой связи является выдержка из доклада наместника Сергия, назначенного советским руководством митрополитом Прибалтики и сохранявшего этот пост при немцах до своего убийства весной 1944 года. После поездки по приграничным советским областям и на основании многочисленных сообщений своих подчиненных в марте 1943 года он писал: «Партизаны ведут разумную пропаганду с тем, чтобы завоевать симпатии населения. Пропагандой этой, по всей видимости, руководят из центра. Она исходит из того, что народ религиозен, и, принимая это как должное, стремится приспособиться. Поэтому она избегает всего, что может оскорбить религиозные чувства. Священники и церкви не подвергаются нападениям, религиозным службам не мешают, хотя партизаны могли бы без труда делать это… Партизаны стремятся убедить крестьян, что советская политика в отношении церкви радикально изменилась. Борьба с церковью была ошибкой, чреватой опасными последствиями, и теперь советское правительство это признало. [В одном случае] партизаны просто приказали крестьянам посещать церковь; священнику сообщили, что партизаны обратились к крестьянам с такими словами: «Почему вы не ходите в церковь? Ради вас для проведения службы пришел священник… Религия в России теперь свободна. Война многие вещи изменила к лучшему. У нас [партизан] нет времени ходить в церковь, у нас есть дела поважнее. Но вы все, старые и молодые, ходите в церковь и не забывайте молиться о России».

Это свидетельствует о гибкости партизанской пропаганды и о ее соответствии общепринятой линии советской пропаганды, признавшей, что коммунистическое руководство с готовностью изменило свой традиционный взгляд на церковь. Вместе с тем отдельные неуклюжие проявления партизанской пропаганды и предпочтение не связанных с печатным словом средств указывали на новизну этой проблемы и на несколько прохладное отношение партизан к ней.

г) Сельское хозяйство. По проблемам национализма и религии усилия партизанской пропаганды приблизительно соответствовали усилиям, предпринимаемым советской пропагандой, направленной на все население, проживающее к востоку от линии фронта. В отношении же сельского хозяйства отчетливо наблюдается явное различие в подходах партизанской и советской пропаганды.

С самого начала партизанских действий до проведения немцами аграрной реформы, то есть примерно с октября 1941 до февраля 1942 года, партизанская пропаганда в отношении сельского хозяйства в основном ограничивалась устными средствами. Стремясь обратить в свою пользу промедление немцев с аграрной реформой, партизаны делали вид, что разделяют чаяния народа о ликвидации колхозной системы. Идеи, высказываемые партизанской пропагандой того времени, можно суммировать так: 1) немцы не намерены давать советским крестьянам землю и свободу; 2) немцы собираются вернуть ненавистных помещиков и кулаков; 3) немцам самим нужна наша земля; 4) немцы не выполняют своего обещания отдать землю крестьянам; 5) в Германии тоже нет свободных крестьян; 6) советское правительство и партизаны не борются за сохранение колхозной системы, а, наоборот, с согласия режима колхозы уже распускают (или распустят).

Если ряд идей, в частности 2), 3) и 5), высказывался в листовках, сведения о якобы происходящих с согласия режима переменах появлялись лишь в форме слухов и иногда устных сообщений.

Проведенная в феврале 1942 года немцами агарная реформа стала сокрушительным ударом для советской пропаганды. В немецких донесениях, датируемых февралем и мартом, отмечается полное отсутствие на нее реакции партизан, в последующие после объявления о реформе два месяца не отмечено и появления листовок, призванных противодействовать ей. Таким образом, можно предположить, что проблема считалась настолько серьезной, что требовала специального политического решения Москвы. Однако, учитывая ограниченный характер реформы и задержки с введением даже незначительных изменений в колхозную систему, обещанных немецким постановлением, у партизан к маю 1942 года появились неплохие возможности для эффективной контрпропаганды. Действительно, все указывает на то, что нежелание немцев удовлетворить чаяния народа в этой сфере в значительной мере способствовало отчуждению крестьянства от завоевателей[246].