Тэмуджин. Книга 3 - Алексей Гатапов

До вечера делили пленных – так же, как скот, хан указывал, какую часть отогнать себе, только лишь малых детей оставляли с матерями. Остальных анды, не глядя, оставляли делить своим тысячникам.

Пленные уже не роптали, не шумели, как в первый день. Было видно, что они уже смирились со своей участью. Да и два дня голода и неизвестности того, что с ними сделают, возымели воздействие – они смиренно исполняли все, что им велели. Казалось даже, они были рады, что остаются в живых…

Перед закатом солнца разделили последнюю толпу. Тэмуджин долго наблюдал с холма, как его часть пленных, отойдя на указанное им место в низине, располагалась на ночь. Сотни молодых и пожилых женщин, девушек, детей, копошились, укладываясь, разводя небольшие костерки.

«Все эти люди теперь принадлежат мне, они – мои рабы», – не веря себе и пристально разглядывая их, думал Тэмуджин, и невольно вспомнил, как сам когда-то был рабом Таргудая.

Отъезжая вместе с ханом и Джамухой в главную ставку, он приказал сотникам охраны:

– Накормите их, дайте им сколько-нибудь овец.

На обратной дороге хан был уже весел и разговорчив. Они ехали в темноте, все так же отдалившись от своих свит. Хан добродушно беседовал с обоими андами, с улыбкой рассказывал им:

– Лет семь мне было, когда я попал к меркитам в плен. Где-то в этих местах было, даже сейчас помню эти горы и сопки. Каждый день с утра до вечера толок просо в каменной ступке… Ждал, когда придет отец и заберет из плена. И он пришел, напал на них и забрал меня… Вот Тэмуджин знает, что такое плен, а ты, Джамуха, счастливо жил, тебе не довелось узнать, что это такое…

Анды скромно улыбались, молча слушая его.

Добравшись до куреня, проехали до середины и, как-то суховато распрощавшись между собой, разъехались по своим юртам.

* * *

Ночью – Тэмуджин с Бортэ уже собирались ложиться – пришли Мэнлиг и Джамуха вместе с одним джадаранским тысячником. Перебарывая сон, Тэмуджин сел на хоймор, пригласил их сесть. По суровым лицам гостей он видел, что те пришли с непростым разговором.

Бортэ, скромно опустив глаза, быстро налила гостям по чаше айрага, поставила на стол большой глиняный горшок с пенным напитком, рядом положила небольшой деревянный ковшик и ушла за полог.

Разговор начал Джамуха.

– Анда, – названный брат возбужденно смотрел на него, – в прошлый раз ты не послушал меня, а вот теперь выслушай нас и крепко подумай. Оказывается, Тогорил-хан обманывает нас.

– Как это – обманывает? – Тэмуджин с великим удивлением оглядел их лица. – О чем ты говоришь?

– Да так уж и есть, – пряча в хищном взгляде озлобленную улыбку, отвечал Джамуха. – Ты вот наконец нашел свою жену, теперь одну ее и видишь, об одном и думаешь, как отомстить меркитам… – он заметил гневно нахмурившиеся брови Тэмуджина и тут же поправился: – Ну, да это и понятно, и я на твоем месте такой же был бы. Но я все это время внимательно смотрел вокруг, примечал, что происходит…

– Говори прямо, в чем дело? – раздраженно перебил его Тэмуджин. – Как это хан нас обманывает?

– Подожди, анда, ты сначала выслушай, что я говорю, – Джамуха тоже начал выходить из себя, недовольно чертыхнулся. – Что ты такой нетерпеливый?.. Я и говорю тебе все по порядку…

– Ну, слушаю, говори.

– Так и слушай… Сначала я заметил, в каком порядке здесь наши войска разделились. Помнишь, сразу, как мы вступили в эту долину, Тогорил-хан отправил один свой тумэн на западный берег Селенги? После этого на первом совете нам сказали, что там все идет хорошо, мы и успокоились, и все как будто забыли про ту сторону, и до сих пор не знаем, что там делается. Думаем, раз тревожных вестей оттуда нет, то и слава богам, нам бы и со здешними делами управиться. А сколько там куреней, людей, скота, какая там добыча, об этом ведь на советах не говорится. Из наших с тобой людей там никого нет, и мы ничего не знаем. И хан нам не говорит ничего. Ты понимаешь, что тут происходит?

Тэмуджин, нахмурившись, молчал. Действительно, хан послал туда только свое войско – со своим братом Джаха-Гамбу, и с тех пор толком и не рассказал о том, что там делается.

«Нарочно он так сделал или просто, само собой получилось?» – неуверенно раздумывал он.

– А на этой стороне что происходит? – войдя в раж, возмущенно расширив глаза, доказывал ему Джамуха. – Как здесь наши войска распределены? Из трех тумэнов – ханского, твоего и моего, только наши с тобой и воюют. В погоню за Тохто-беки вниз по Селенге в первый день пошли десять тысяч – пять твоих и пять моих. Потом хан сказал: пошлите вслед еще несколько, мол, надежнее будет. А кого мы отправим? Ведь не можем мы отправить ханских, и ему самому не скажешь, мол, отправь своих ты. Мы опять же отправили твоих и моих – по полторы тысячи. И из двадцати наших с тобой тысяч в течение полутора суток тринадцать были заняты погоней за Тохто. Остальные носились по окраинам, гонялись за другими меркитскими отрядами. А чем в это время занимались десять ханских тысяч? А вот чем… – Джамуха оглянулся на одного из своих тысячников. – Говори!

Пожилой, лет тридцати с лишним, воин с длинными, тронутыми сединой усами, стал рассказывать:

– Как раз в ту ночь, когда десять наших тысяч ушли в погоню за Тохто-беки, я со своим войском стоял на речке Сулхара, на юго-востоке отсюда. Расставил дозоры вдоль реки, в тальниках, и жду, не пройдут ли ночью какие-нибудь меркитские отряды, из тех, что сбежали от нас и прячутся по оврагам. Утром я собрал сотников и расспросил, что они заметили. Один из них мне доложил, что мимо одного из его дозоров ханские люди прогнали табун лошадей – с востока на запад. Десятник их остановил, расспросил, что они делают, а те ответили, что гонят ханскую добычу. Я сначала удивился этому: неужели так скоро начали делить добычу? И зачем гнать табун ночью? Хотел я об этом доложить, но утром мне приказали без задержки идти на помощь тем войскам, что пошли в погоню за Тохто, а после и забылось все. Да и дело это ведь не наше – наше дело воевать, а добычу делят нойоны. Только сейчас, когда Джамуха-нойон собрал нас и спросил, видели мы что-нибудь подозрительное, тогда я и вспомнил про тот случай…

– Ты теперь понимаешь, что происходит? – Джамуха в великом негодовании смотрел на Тэмуджина. – После этого как мы можем знать, сколько табунов угнали ханские нукеры без нашего ведома, пока наши люди воевали и несли потери!.. Вот сегодня мы делили меркитские табуны и думали, что это и есть вся добыча, а на самом деле, может, это была только половина того, что захвачено у меркитов. Это что же такое, анда, как не воровство у своих друзей?.. А я вот и с твоим нукером поговорил, – Джамуха кивнул в сторону Мэнлига. – Он полностью согласен со мной, да и сам кое-что заметил.

Тэмуджин посмотрел на Мэнлига.

– У меня тоже есть, что сказать, – подтвердил тот. – Я ведь еще по старым временам знаю хана Тогорила. Я был с твоим отцом, Есугеем-нойоном, когда они вместе ходили в поход на найманов. Еще тогда хан пытался хитрить и скрывать от нас добычу. Я вспомнил про то и на этот раз решил потихоньку, через своих людей проследить за ним. И вот что наши заметили: за три дня, по сегодняшний вечер, с западного берега Селенги к хану двенадцать раз приезжали гонцы, а сам он четырежды посылал туда своих людей. Значит, там были какие-то важные дела, а раз он нам не говорит ничего, скрывает, то дело там в добыче и больше ни в чем. А сегодня, на дележе скота, я посмотрел на эти табуны и про себя удивился тому, как мало было там лошадей – ведь всего и сорока тысяч не набралось. А для такого племени, как меркиты – это совсем мало. Потом, когда мы приехали оттуда, я собрал из нашего войска тех, кто имеет шаманские корни. Набрал семерых и велел им смотреть в ключевую воду – сколько раз ханские люди угоняли коней в эти дни? Всех их я посадил отдельно, чтобы они не могли переговариваться и спрашивать друг у друга. И все они сказали мне почти одно и то же: больше двадцати табунов по пятьсот или семьсот голов угнано отсюда ханскими людьми – прямо на Тулу, в кереитские владения. И начались такие угоны в первую же ночь. Вот и выходит, правильно говорит Джамуха-нойон, что в то время, когда мы гонялись за меркитами, воевали, они тут из общей нашей добычи воровали…