Ларт Многодобрый - Елена Плахотникова

Ну купаться я люблю. А одеждой Малек займется. У него на эти цветочки иммунитет должен быть. Хороший иммунитет у ипши. Почти против всего. Кроме смерти.

11

– Давай, Асс, не томи…

Колдун примостился возле моего костра, протянул к огню руки. На лицо загадочную задумчивость нацепил. Сидит, да еще тяжкие вздохи иногда издает. Типа трудно было, но сделал, чего смог. Все терпеливо смотрят спектакль одного актера, только у меня выдержки едва хватает. Уж слишком часто стал поглядывать в мою сторону коротышка: то на меня, то на огонь. А глазки радостно так поблескивают, и ладошки он нет-нет, а потирает. Не иначе как устроил мне какую-то подлянку…

Неужто обиделся за свежую желудочную травку?.. Так если не знаешь, как приготовить, – спроси! Дешевле ж станет!.. Не пойму я этого рыжего: то дай, чтоб было, то – чтобы не было.

И за что меня колдун так «любит»? Прям как язык горячую сковородку. Ничего ж не остается, как отвечать взаимностью…

Последний тяжкий вздох после моего «давай, не томи…» и тихий, скребущий по нервам голос:

– Они позволят нам пройти к Дороге.

Хорошо. Возвращаться не придется. Меньше шансов напороться на засаду.

– Чего еще?

Задумчивое потирание ладошек.

– Нам дадут проводника.

– Еще чего?

– Припасы.

– И?..

– Охрану.

Много жратвы и охраны не бывает… Ладно.

– Это все?

– Еще поалов дадут.

Ага. Взамен наших подранков и убитых. Тоже хорошо. Но…

Даже до самого тупого начало доходить. Зашевелились, руки щупают пояса, кто к оружию потянулся, кто к деньгам. В горах, как и в любой дороге, слишком щедрый попутчик – опасный попутчик. Чем больше он обещает, тем дороже платить приходится. Опаснее его только слишком добрый. В неподходящий момент может пожалеть врага, и всех тогда порежут. Этого «добренького», кстати, тоже. Чтоб совестью не мучился. Не для всех она химера, эта совесть, некоторые еще верят в нее.

– Ну и чего с нас хотят поиметь за все это?

Колдун делает вид, что не понимает меня. Первоидущий переводит. Слов в его вопросе куда больше, чем в моем, но смысл тот же самый. И на фига тогда говорить дольше?

– Племени нужен целитель, – изрек коротышка и изобразил на морде сострадание.

Ага, щазз все брошу и поверю. Пожалел мужик собаку: по сантиметру ей хвост купировал. Целый день.

– Они хотят, чтобы нутер остался? – Крант знает мое имя, но для него я – «…благородная особа древнего рода незапятнанной репутации и неисчислимых достоинств». И плевать, если это не совсем так. Кому нужна эта правда? Кранту? Ему-то меньше всего. Я – его нутер, для службы которому Кранта родили и натаскали. Заставили искупать грехи клана, идти против своей природы. Вампир-телохранитель, разгуливающий под солнцем… что может быть естественнее?..

Пока на меня нахлынуло философское настроение, колдун держит паузу. Столько, сколько может. Насколько хватает смелости. Крант редко задает вопросы, но когда он делает это, его собеседник становится очень разговорчивым. И умудряется вспомнить даже то, чего, кажется, и не знал.

– Не он – его ребенок. – Крант продолжает смотреть, и рыжему приходится говорить дальше: – Шаман хочет, чтобы он разделил шкуру с целительницей.

– Чего сделал?..

Никто не собирается мне объяснять, как я должен делить эту шкуру и зачем. Колдун продолжает болтать, словно и не услышал меня.

– Она слабая целительница. Камень и землю почти не чувствует, больше травы. Но другой у племени нет. И у соседей тоже. А он… шаман сказал, что он сильный целитель. Сильнее шаман еще не видел. Его дети тоже станут целителями. Может, не такими, как он, но силы у них будет много и…

– Подожди, Асс! Я что, переспать должен с этой целительницей?..

До меня начинает доходить. Кажется.

– Нет, не спать! Племени нужен целитель. Спать нельзя!..

– Вот и я о том же!

Рыжий замолкает и пялится на меня, как на идиота. А я на него. Точно так же.

Блин, он что, русского языка не понимает?! Потом вспоминаю: конечно же не понимает! И от этого я злюсь еще больше.

Породу им типа надо улучшить! Мичуринцы хреновы!.. А я им за племенного быка тут или как?.. Так почему только одну телку предлагают? Надо сразу десяток, два десятка!.. Бык-рекордсмен покрыл пятьдесят коров с помощью зоотехника Николая Хрюева. А может, и у меня помощник будет? Тот же самый шаман хотя бы. Вот покамлает он, и меня на пятьдесят две телки хватит. Чего мелочиться?! Если племени надо…

Верчу в руках какой-то прутик, наматываю его на пальцы. Он гнется, но не ломается. Ломаю, блин, ло-о-омаю!.. Сломался! В огонь его!..

Костер полыхнул сине-зеленым. И сразу же ахнуло так, что в ушах зазвенело, а перед глазами бабочки залетали. Радужные.

Я потряс головой, проморгался и уже потом заметил, что стою, а не сижу. В трех шагах от своего камня. Остальные мои гости еще дальше. И пялятся на меня, как на труп отца Гамлета. Годичной свежести. Колдун наш «многоумный» вообще в пяти метрах обнаружился. Над землей. В бледно-желтом светящемся шаре.

– Крант…

Оберегатель стоит за левым плечом. Может, все время там был, может, только подошел… Быстро он двигается. Иногда. Я не всегда замечать успеваю. А реакция у меня хорошая. Хирургу с плохой реакцией лучше в морге работать: там клиенты уже никуда не спешат.

– Крант, что это было?

– Не знаю, ну…

– А кто знает?

– Он. – И палец Кранта прицелился в желтый шар.

Смотрим на медленно опускающегося летуна. Его ноги касаются земли, и сияющая оболочка гаснет. Словно лампочка перегорела. Но желто-зеленая физиономия и непривычно круглые глаза остались без изменения.

– Асс!

Колдун зажимает рот ладонью и ковыляет в сторону. Через несколько шагов падает на колени, сгибается в земном поклоне – обязательный ритуал после полета? – и…издает характерные звуки. Знакомые. Мне тоже так «хорошо» иногда бывало. После реального отмечалова. Но блевал я обычно как культурный человек в унитаз и за закрытой дверью. А этот?.. Блин, сплошной натурализм и варварство.

Сажусь возле костра. Горит нормально и цвет у огня обычный. Остальные подтягиваются, устраиваются на своих местах. Последним подходит колдун. Бледный, глаза слезятся.

– Ну и какого?.. – спрашиваю его.

Он шмыгает носом.

– Всегда со мной так. Оторвусь от земли и… Проклятие какое-то на мне, – тяжело вздыхает.