Становление Европы. Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры. 950-1350 гг. - Роберт Бартлетт

Рис 5. Род Дункана I Шотландского (1034–1040)

Рис 6. Род Никлота, правителя ободритов (Мекленбург) (ум. 1160)

К эпохе Позднего Средневековья процесс гомогенизации в антропонимке зашел уже достаточно далеко. Например, в составе городских советов Дрездена в XIV веке было около 30% Иоганнов, почти 24% Николаев, свыше 15% Петров. Тот факт, что почти 70 процентов состава советов носили эти три имени, ясно свидетельствует о сжатии всего ономастического репертуара. А на основании того факта, что это были в основном не германские имена, а имена общепризнанных святых, можно сделать вывод о характерном для той эпохи нарастании культурной унификации. Повсюду ономастическая история конкретных семей носит отпечаток некоего переломного момента, когда в местную традиционную практику «врывались» новые, занесенные извне или осознанно даваемые в христианском духе имена. В Толедо периода Реконкисты можно было встретить Доминика и Иоанна, чей дед звался Сулейманом. В одном валлийском документе XII века упоминается «сын Кадогана из Блэддина, рожденный от француженки и крещенный именем Генрих». В Мекленбурге многие из носителей вполне немецкого имени Генрих оказывались сыновьями какого-нибудь Пржибислава или Плохимира. Порой на каком-то этапе две ономастические тенденции держались в некоем равновесии, как было в случае с двумя сыновьями графов Барских по имени Генрих-Иаков и Теобальд-Иоганн: «Таким образом имена у них были, с одной стороны, дворянские, а с другой — христианские».

Свидетельства не всегда бывают однозначны. Конкретным примером могут служить имена в религиозных текстах. Когда чехи Радим и Милиц, получив епископский сан в Гнезно (1000 г.) и Праге (1197 г.), взяли себе имена Гауденций и Даниэль, то принятие христианского или библейского имени в связи с посвящением представляется вполне логичным. Труднее объяснить случай с епископом Оломоуцким, посвященным в высокий сан в 1126 году: «Посвящен в сан был Здик, и, будучи посвящен, он отринул свое варварское имя и принял имя Генрих». Здесь мы имеем имя не библейское, хотя можно возразить, что это имя святого. Зато очевидно, что «варварское» имя было заменено на немецкое. Ономастическая экспансия господствующей этнической группы подчас протекала параллельно и оказывалась тесно переплетена с распространением имен определенных святых.

Таблица 4.

Частота распространения мужских имен в династии Хаготов

Такие имена, как Мария, Екатерина, Иоанн и Николай, которые мы встречаем в более поздних поколениях династий шотландских и мекленбургских правителей, тоже играли свою роль в процессе этнической интеграции. Принятие общепринятых библейских имен или имен святых вместо имеющих отчетливую национальную принадлежность было для переселенцев способом ослабления своей культурной изоляции без копирования традиций коренного населения. Например, аристократы из Штирии (современная Австрия), оказавшиеся на службе при дворе венгерского короля в XII веке и впоследствии известные под названием династии Хаготов (Hahot), первоначально, конечно, носили немецкие имена. Спустя несколько поколений ситуация изменилась (см. Табл. 4). Все трое мужчин из первых двух колен Хаготов носили немецкие имена; примерно половина третьего поколения — тоже; в четвертом поколении это справедливо в отношении четверти; а в пятом немецкое имя было только у одного из 11 членов фамилии. Однако в целом переход от немецких к венгерским именам был незначителен: в младших поколениях Хаготов венгерские имена носили только 5 мужчин из 43 (то есть 11,6%). Преобладали же имена христианские, типа Иоганна или Николая. Выбор подобных имен был способом не причислять себя ни к иностранцам, ни к коренным жителям.

Процесс сужения используемого набора имен и распространения имен и культов святых панхристианского характера в наиболее выраженной форме можно видеть в тех областях Европы, где в этот период происходило отвоевание земель у мусульман и язычников. В регионах, где отсутствовал устоявшийся культ местных святых либо был выражен слабо, нишу заняли общехристианские святые. Постепенно завоевывая языческую Пруссию и Ливонию, крестоносцы принимали в качестве духовного покровителя своих новых территорий из всех святых наименее привязанную к какой-то местности Деву Марию. Если проанализировать, кому из святых чаще всего посвящались церкви и часовни в Пруссии до 1350 года, то окажется, что 56 процентов от общего числа приходилось на св. Марию в разных ипостасях. Оставшиеся 44 процента выпадали на таких широко распространенных в географическом плане святых, как Николай, Георгий, Екатерина и Лаврентий. Очень мало церквей были посвящены местным святым. Справедливо, что в Прибалтике относительно большое число культовых сооружений было воздвигнуто в честь св. Николая (8 из 83), а несколько святых имели особую привязку к Пруссии, например Адальберт, принявший мученичество именно в этой области в X веке, или св. Варвара, чья голова попала в руки Тевтонских рыцарей в XIII веке. Однако в общем и целом те святые, которым посвящались церковные сооружения в Пруссии, не носили региональных особенностей. Сами названия мест в Пруссии — Мариенвердер, Мариенбург, Кристбург — воплощали новый, менее конкретизированный тип христианства, который по окраинам впитывал в себя мир язычества.

Еще одним регионом, где непревзойденным оставался культ Девы Марии, оказалась Испания эпохи Реконкисты. Пресвятой Марии посвящались не только соборы в крупнейших городах Реконкисты, но и десятки церквей в новых поселениях. Рыцарские ордена и цистерцианцы играли самую активную роль в этом «полном триумфе культа Святой Девы Марии». Аналогичным образом расцветали на Пиренеях и культы святых апостолов и других общехристианских мучеников, оттесняя на второй план вестготских святых великомучеников. В Валенсии, павшей под ударами христиан в 1238 году, первые десять новых церквей были посвящены: Христу Спасителю, св. Стефану, св. Фоме, св. Андрею, св. Мартину, св. Екатерине, св. Николаю, св. Варфоломею, св. Лаврентию и св. Петру. Ни в одном случае нет ничего сугубо испанского. Если же мы обратимся к именам первых настоятелей этих десяти церквей, то тоже не увидим ничего, что разительно отличалось бы от других областей Европы: три Петра, два Иоанна, два Вильгельма, один Томас, один Доминик и один (предательски затесавшийся) Раймонд.