Время Культуры - Ирина Исааковна Чайковская

Герой его «Самоубийцы», Семен Подсекальников, вполне обычный, ничем не примечательный обыватель, изо всех сил пытается найти в этой жизни нечто, что бы его в ней задержало. И две глупые «советские» женщины, жена и теща, изо всех сил «оттаскивают» его от мыслей о самоубийстве. Может быть, поможет труба «туба Б», на которой Подсекальников пытается что-то выдуть по подсказкам самоучителя? Да нет, не поможет, ибо в самоучителе говорится, что для дальнейшего обучения требуется купить рояль. Самый дешевый. Тупик.

А вообще в той жизни, что течет в пьесе, тупики кругом.

Вот послушайте:

— С жизнью надо бороться.

— Разве же я не боролся?

Или: «В настоящее время то, что может подумать живой, может высказать только мертвый».

Или: «Я сейчас умирать иду. А кто виноват? Виноваты вожди. Я могу никого не бояться, товарищи. Все равно умирать… Я сейчас в Кремль позвоню и кого-нибудь там изругаю. Передайте, что я Маркса прочел. Еще передайте, что я их посылаю. Повесили? Кого?…

Или такое: «Жизнь, я требую сатисфакции!»

По преданию, Эрдмана арестовали за басню — переделку «Вороны и лисицы», где автор, процитировав начальную крыловскую строчку («Вороне где-то Бог послал кусочек сыра»), утверждал, что нет не только Бога, но и сыра…

Говорят, Василий Качалов прочел эту басню на правительственном концерте — и вызвал гнев Сталина (по другой версии — Ворошилова).

И тогда державный гнев обрушился на экстравагантного, остроумного и блестящего, любимца женщин и актеров Николая Эрдмана.

И услали его на три года в Енисейск, откуда вызволила любимого Колю, писавшего ей страстные письма, прославленная актриса Ангелина Осиповна Степанова.

Пьеса Эрдмана в фильме смонтирована в разбивку с кадрами первой читки пьесы перед актерами Московского Академического Молодежного театра. Читает сам Вениамин Смехов.

Молодые актеры (а театр для молодежи оправдывает свое название: его актеры молоды, к тому же талантливы) затаились, слушают. Все происходит в 2013 году, и уж какие мысли приходят в голову современной актерской молодежи, можно только догадываться…

А сыграли они очень хорошо, свежо, ярко, с огоньком и юмором. Созданию комического эффекта помогало использование в фильме «кривого зеркала», когда лица персонажей вытягиваются, странно деформируются и приближаются к зрителю…

Пьеса писалась во времена, когда русский язык отчасти стал «волапюком», тем отвратительным новоязом, на котором говорят герои Зощенко. Но вот чудеса: у Эрдмана он зазвучал как поэма. Волшебник автор вложил в уста своим простым героям какие-то чудесные фразы, очень песенные и ритмичные. Ведь даже о смерти в пьесе умудряются сказать так: «Прекрасные лошади в белых попонах повезут вас на кладбище»…

Признание Евгения Миронова Ксении Раппопорт под музыку Чайковского(«Признание в любви» на канале КУЛЬТУРА)

17.01.14

Евгений Миронов признался Ксении Раппопорт в любви. То есть нет, не так, Петр Чайковский признался в любви Надежде фон Мекк. Опять что-то не так. Признания в любви как такового не было — была переписка, долгая, длившаяся целых 13 лет.

Было два уже не очень молодых человека. Ей в 1877-м, когда она написала ему первое письмо, 46 лет, ему, тогда еще не очень известному композитору, — 37. Он — одинок. У нее за год до того умер муж, оставив вдову с миллионами, заработанными на железных дорогах, и с 11-ю детьми.

Петр Чайковский и Надежда фон Мекк

Самая младшая, пятилетняя Милочка, — любимица матери. Надежда Филаретовна послала Чайковскому свою фотографию, где она вместе с Милочкой. А он прислал ей свою. Там он совсем не такой, как на своей «дежурной» фотографии, гораздо моложе, с каким-то еще юношеским, не до конца оформившимся лицом.

Актеры, Евгений Миронов и Ксения Раппопорт, играют без грима.

И однако они кажутся удивительно похожими на своих героев, чьи портреты возникают на экране.

Страдающий, нервный Чайковский и страстная, бесконечно увлеченная его музыкой фон Мекк.

Их заочная встреча случилась как раз тогда, когда композитор был в тупике, музыка не приносила доходов, его финансовое положение было отчаянным.

И вдруг — она, эта странная богачка, которая вместо того, чтобы наращивать свои капиталы и удовлетворять прихоти — свои и детей — предлагает ежегодно выплачивать ему невероятную сумму — 6 тысяч рублей. По обоюдному договору они не должны друг друга видеть.

Жаль, что не нашла я в титрах автора этой редкой по силе композиции, имеющей все признаки драматического произведения — экспозицию (знакомство, когда они примеряются, как называть друг друга: милостивый государь? мой милый друг? мой лучший друг?), завязку (он становится «женихом» и рассказывает ей о своей «невесте», она безумно ревнует, пытаясь это скрыть), кульминацию (она разоряется, он получает «пенсион» от Александра III) и наконец развязку (их переписка неожиданно прерывается, она перестает отвечать на его письма).

Последнее письмо — это уже то, что вызывает катарсис у зрителя: Чайковский пишет ее управляющему, спрашивая его, кому же теперь он будет открывать свою душу, если НФ ему не отвечает…

Все действо протекает на авансцене перед Национальным филармоническим оркестром под управлением Владимира Спивакова, вносящим свою лепту в спектакль.

Музыкальные фрагменты не затянуты, подобраны эмоционально точно и служат не иллюстрацией, а как бы музыкальным языком для этих двух исступленно преданных музыке людей. Очень много режиссерских находок: вот Чайковский-Миронов берет у Спивакова палочку и начинает дирижировать своей Четвертой симфонией, посвященной «лучшему другу» фон Мекк.

Вот он и она проходят друг мимо друга, почти «соприкоснувшись рукавами». В письме к брату Петр Ильич описывает, что они с Надеждой Филаретовной случайно встретились на прогулке (он жил в ее имении)…

Всяческих похвал достойны артисты! Сколько сердечных переживаний могут передать мимика Ксении Раппопорт, ее жесты, ее интонации! Как филигранно работают они оба в передаче оттенков чувств! В «роли» Миронова есть поразительные куски, например такой: «Я страстно люблю русского человека, русскую речь, русские обычаи…».

Кстати, в начале композиции Надежда пишет корреспонденту о своей нелюбви… к Пушкину. Надежда Филаретовна ставила оперу Чайковского неизмеримо выше пушкинского романа в стихах…

После спектакля захотелось найти письма Чайковского. К сожалению, первое, на что я наткнулась, это были «Письма Чайковского без купюр». Взгляд споткнулся о рассуждение автора о любви Чайковского к скрипачу Иосифу Котеку во время написания Четвертой симфонии.

Нет, портить себе впечатление от спектакля я не захотела и читать восстановленные «купюры» не стала. Вспомнилось, с какой внутренней силой Миронов-Чайковский отвечал на вопрос фон Мекк: «Испытал ли я полноту счастья в любви?