Профилактика - Владимир Ильин

Я мгновенно остыл.

— Вы меня не так поняли, Петр Леонидович, — тоном ниже сказал я. — Я имел в виду — заходите в студию с заднего хода. Чтобы, значит, ни одна сволочь не ушла оттуда живой после ядерного взрыва...

И нажал кнопку отключения сотового.

Двери студии были закрыты на ключ, и над ними горело световое табло: «НЕ ВХОДИТЬ! ИДЕТ ПРЯМОЙ ЭФИР!»

Я достал из кармана пистолет и, недолго думая, расстрелял замок в упор. Потом навалился плечом — и тяжелая дверь, хрустнув, распахнулась.

За дверью оказались какие-то личности, которые бросились ко мне с возмущенными воплями, но при виде пистолета сразу присмирели и отпрянули.

Вопреки моим ожиданиям, студия оказалась огромным и довольно неухоженным залом с высоким потолком. Под ним, как в заводском цеху, были подвешены решетчатые фермы и загадочные конструкции, по которым, как кран-балка, ездила тележка с камерами. Еще несколько камер были расставлены по углам небольшой площадки, окруженной щитами декорации и большим телеэкраном. В центре площадки, за столом сидела та самая симпатяга-ведущая, которую я видел на телеэкране в холле. Перед ней стоял открытый ноутбук, но она им практически не пользовалась. Во время очередного сюжета, когда в эфир шла видеозапись, а ведущая комментировала ее «за кадром», люди, находившиеся за пределами площадки, приносили ей листы бумаги с текстом — видимо, это и были «горячие» новости, поступающие в последнюю минуту. Листы складывались в папку перед ведущей.

Я понял, что именно в этой папке и лежит письмо Богданова, дожидаясь своей очереди.

Пистолет мне больше был не нужен, и я спрятал его за поясом. За спиной у меня раздавались крики, вспыхивали какие-то лампы с надписями...

Что произошло дальше, я мог лицезреть в видеозаписи, сидя через несколько часов в кабинете Ивлиева.

Ведущая, считывавшая без запинки текст с телемонитора, вдруг осеклась на полуслове и с обалдевшим выражением покосилась куда-то в сторону, отвернувшись от камеры. В ту же секунду в поле обзора камеры вошел молодой мужчина в куртке и уверенной походкой направился к ведущей. Кто-то сзади попытался остановить молодого человека, вцепившись ему в руку, но тот небрежно ударил работника студии ногой, и человек скорчился, держась за пах. Кто-то что-то крикнул, ведущая вскочила и завизжала. Зачем-то сказав ей заискивающим голосом «здрасьте», молодой человек схватил со стола папку, быстро перелистал бумаги и, выбрав один из листков, поджег его зажигалкой. Когда листок догорел, мужчина пошел прямо на камеру, и тут изображение поплыло и стало нерезким. Человек вышел из кадра, и сразу что-то обрушилось со звоном, словно в студии разбили огромную хрустальную вазу.

Тут наконец-то проснувшиеся режиссеры вырубили трансляцию и пустили на экран стандартную таблицу настройки, явно намекая зрителям, что на телеканале все в порядке, это у ваших телевизоров, граждане, начались галлюцинации!..

Через несколько секунд изображение студии возникло вновь, и телеведущая с натянутой улыбкой, принеся зрителям соответствующие извинения, сообщила, что по техническим причинам программа новостей заканчивается досрочно...

— Одного не пойму, — проворчал Ивлиев, не глядя на меня, — на хрена тебе понадобилось разбивать камеру?

— Не камеру, а телемонитор, — поправил я его. — Экран, где прокручивается текст, который читает диктор. А разбил я его потому, что на него могли вывести текст письма Богданова. Телевизионщики частенько так страхуются.

— А лично мне другое непонятно, — сказал Виталий Гаршин, который тоже присутствовал на нашем мини-совещании. — Что же было написано в том письме? Только не говори, Алька, что ты собираешься унести эту тайну с собой в могилу.

Я молча вытащил из кармана сложенную вдвое тетрадь и раскрыл ее.

— Э-э! — вскочил Ивлиев. — Ты что собираешься делать?

— Как — что? Зачитать копию письма, которое я сжег в студии.

— А на нас оно не подействует? — спросил главный оперативник. — Ты же сам говорил, что пожелания этого долбаного мага сбываются, когда их прочтет адресат!

— Не бойтесь, Петр Леонидович, — сказал я. — Во-первых, адресатом данного письма являемся не мы, а более массовая аудитория. Во-вторых, я уже прочел это письмо — и, как видите, со мной ничего не стряслось.

— Да пошел ты со своей уксусно-вонючей философией! — махнул рукой Ивлиев. — Ладно, читай, коли тебе неймется.

Я поднес листок к глазам.

«МОСКВА, ЦЕНТРАЛЬНОЕ ТЕЛЕВИДЕНИЕ.

Меня зовут Богданов Олег Григорьевич. Прочитайте первые буквы моей фамилии, имени и отчества, и вы поймете, кто я на самом деле. Поэтому я имею право обратиться ко всем людям, населяющим планету Земля.

Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ЭТО ПИСЬМО ПРОЧИТАЛИ ПО ТЕЛЕВИЗОРУ И ЧТОБЫ ВСЕ ЛЮДИ УСЛЫШАЛИ ЕГО!

Я не буду рассказывать о себе.

Я просто хочу, чтобы все вы жили в мире и согласии.

Я хочу, чтобы вы были счастливы.

Я хочу, чтобы на Земле не было зла.

Я желаю всем вам здоровья, благополучия и долгих лет жизни».

— И все? — разочарованно спросил Гаршин.

— Да, — сказал я. — Всего одна страничка школьной тетрадки.

— М-да, — сказал Виталий. — Письмо, конечно, наивное и, я бы сказал, непродуманное.

— Ты учти, кто его писал, — возразил я. — Семнадцатилетний паренек, который по-настоящему еще не знает жизни. Вчерашний школьник. Это же все равно как если бы грудному ребенку дали в руки волшебную палочку, и он принялся бы творить добро так, как он понимает его... И ещё, как сказал мне Олег, он стал невольным убийцей своей сестры и хотел во что бы то ни стало искупить этот грех.

— Вот блин! — прорезался наконец дар речи у Ивлиева. — Сколько я видел в своей жизни идиотов разного оттенка, но такого, как этот недоросль из Ржева, встречаю в первый раз! Это ж надо было так замахнуться — счастье... здоровье... благополучие — и всем до краев, по полной мерке! Он всерьез думал, что, когда его желание исполнится, на Земле воцарится рай?!

— Наверное, — пожал плечами я. — Иначе не отправил бы эту волшебную бомбу в Останкино.

— Ладно, — сказал Гаршин. — Что теперь говорить об этом? Письмо ведь не дошло до адресата. И вот, кстати возникает интересный вопрос в связи с этим. Насколько был всемогущим этот Олег? На что он реально был способен? И при каких условиях прорезались в нем экстраспособности? Жаль, Алька, что ты его так и не расколол до конца...

— У меня не было другого выхода, — возразил я. — Богданов был опасен для общества, согласитесь. Кроме того, в разговоре со мной он уже собирался высказать очередное желание. Если бы он приказал мне забыть все содержание нашего разговора и убраться из Ржева, то я бы подчинился. Не знаю, гипноз это был или что-то другое, но он реально мог влиять на людей, делая из них марионеток. А представьте, что случилось бы, если бы он прислал свою открыточку в наш Центр с пожеланием забыть все, что связано с поисками Всемогущего... Мы бы тогда окончательно потеряли контроль над ситуацией.