Евангелие любви - Колин Маккалоу

Нет, мысли Тайбора Риса шли в другом направлении, она угадала совершенно правильно: нельзя ли как-нибудь замять жуткую историю смерти Кристиана? А если нельзя, как поступить в этом случае?

Президент решил, что нужно подпустить «дымовую завесу». Наблюдавшая за ним Джудит внутренне улыбнулась. Отлично. Мудрый, осторожный план. Тайбор Рис пригласит медиков в Белый дом якобы поговорить об их несостоявшейся, но героической миссии по спасению Кристиана. И пока они будут здесь, попросит лично каждого держать язык за зубами по поводу того, что они видели на Покахонтасе. Разумеется, все пообещают молчать. Но президент должен понимать, какой неумолимый противник время. Или не понимает? Рис пришел в ужас и испытал отвращение от ее сухого, ничем не приукрашенного рассказа. Что же должны чувствовать те, кто видел все воочию? Страх рассеется. Ужас пройдет. Но никто из тех, кто видел висящего на кресте Джошуа, не забудет этого зрелища. Оно до конца жизни будет преследовать всех восьмерых. К тому времени, когда президент соберет их у себя и попросит хранить тайну, они уже заговорят. Не повсюду, не со своими начальниками и коллегами. Откроют душу тем, кого любят.

Президент разобрался со своими чувствами, вызванными ужасной трагедией. Теперь он начнет размышлять, как отзовется она на стране, на мире, на его правительстве.

– В одном мы совершенно согласны, – мрачно проговорил он. – Нам ни к чему мученик.

– Господин президент, смерть Джошуа последовала в результате цепочки космических событий, которые нам не подвластны. Он же человек из ряда вон выходящий, иначе бы не справился с тем, на что мы его направили. При чем тут мученик. Мучеников творят – они жертвы гонений. Джошуа Кристиана никто никогда не преследовал! Правительство страны сотрудничало с ним по всем вопросам: от предоставления транспорта для его путешествий до организации Марша тысячелетия. Факты, о которых можно говорить открыто и с гордостью: власть ценила и ценит Кристиана. Прошу вас, сэр, рассматривайте его смерть, помня об этих фактах. Мученичество – вовсе не то, о чем вам следует тревожиться.

Рис оперся подбородком на руки, пожевал губами и покосился на нее:

– Мученики делятся на два типа: одних преследуют, другие добровольно создают себя сами. Вы должны признать, что на свете есть такие существа. Возьмите половину матерей в мире.

– В таком случае необходимо добиться, чтобы он не вызывал подобных ассоциаций. – Джудит поднялась на ноги. – С вашего позволения, поеду в госпиталь Уолтера Рида. Надо повидать мистера Магнуса.

Президент удивленно моргнул – он явно забыл о существовании министра окружающей среды.

– Конечно. Спасибо за все, Джудит. Передайте ему мои лучшие пожелания и скажите, что завтра утром я его навещу. – Его глаза угрожающе блеснули.

Джудит не могла понять, каким образом Рис догадался, что Гарольд Магнус лишь притворялся больным.

Вечером, когда уставший, но довольный народ готовился вернуться к изнурительной рутине повседневной жизни, президент распорядился радио– и телестанциям организовать специальный эфир. Намеченный на восемь часов Бал тысячелетия, разумеется, пришлось отменить.

Уютно устроившись в своей гостиной, сбросив туфли и закутавшись в легкий, пушистый, невесомый плед, Джудит Кэрриол включила маленький телевизор. Кончался самый длинный день в ее жизни.

Каким бы рациональным человеком она ни была, грубый разрыв связи – порой удушающей, связи, за месяцы соединившей рассудочное и чувственное в неразрывный круг, связи, принесшей ей многое из того, что она хотела, и при этом немало страданий, – этот разрыв причинил сильную боль. Был ли Джошуа Кристиан ее злым гением или, наоборот, она была его злым гением? Наверное, и то и другое. Обращение Тайбора Риса к народу символизировало окончание главы ее жизни под названием «Джошуа Кристиан».

Когда она покинула Белый дом, чтобы навестить Гарольда Магнуса на больничной койке, страхи прошедшего дня все так же держали ее в цепких когтях. Пробравшись в госпиталь Уолтера Рида сквозь наполнявшие Вашингтон безумные толпы, она обнаружила, что министр окружающей среды отказывается принимать посетителей. Ему опять повезло – болезнь оказалась настоящей. И после того, как она ушла из его кабинета, с ним, видимо, в самом деле случился приступ. Все это сообщат президенту, и министр будет прощен. Обидно! Но, оказавшись в госпитале, Джудит воспользовалась случаем перемолвиться несколькими словами с доктором Эмплфортом и обнаружила, что Рис уже выходил с ним на связь и просил сохранить в тайне обстоятельства смерти Кристиана.

На пути домой в машине ей передали просьбу президента сообщить о смерти Джошуа его родственникам. Он хотел, чтобы Джудит сделала это немедленно – до того, как об этом объявят официально. В семь он собирался прислать за ними машину, чтобы в Белом доме лично выразить соболезнование.

Сделав над собой усилие, Кэрриол с большой неохотой повернула к отелю «Хей-Адамс», где остановились родственники Джошуа. Они были сбиты с толку: после приема в шатре им никак не удавалось выяснить, как дела у Джошуа. Да, прием и церемония по случаю окончания Марша тысячелетия произвели на них впечатление, но не давала покоя мысль, что Джошуа не с ними. Интересно было поболтать с самим королем Австралии и Новой Зеландии, который оказался милейшим человеком с превосходными манерами и говорил одни любезности. Конечно, приятно обмениваться ничего не значащими фразами, кивками, улыбками и поклонами с премьер-министрами, президентами, послами, губернаторами, сенаторами и конгрессменами. Но Джошуа с ними не было. Джошуа болел! И их единственным настоящим желанием было немедленно повидаться с ним. А остальные словно сговорились и не пускали их к нему.

И когда около шести в отеле появилась Джудит Кэрриол, ее встретили с бурной радостью. Женщина, которая, как они надеялись, выйдет замуж за Джошуа, осталась их единственным каналом общения с ним. За последние дни ряды Кристианов поредели: теперь их было не шестеро, а четверо. Восстание было подавлено, но тревога быстро перерастала в злость. Пусть Эндрю и осудил поведение жены в присутствии Джудит, но слова Марты запали в душу матери, и она хотела получить ответы на свои вопросы.

Говорил ли Иуда с Марией после смерти Христа, прежде чем сам повесился? Джудит. Иуда. Иуда. Но Иуда необходим. Иуды были всегда – без них человечеству бы не потребовалось спасение. Стихия Иуды – боль рождения и смерти и все страдания жизни. Он (будь он мужчиной или женщиной) – человек с большими амбициями, но, чтобы их осуществить, ему нужны таланты других. Он добивается успеха на плечах чужого гения. Иуда – это прибыль и убытки, душевный шантаж, махинации, отчаяние, уверенность в своей правоте, чистота намерений, гнуснейшие методы, реабилитация. Иуда – это не предательство. Многим иудам вообще не требовалось предавать. И Иуда – это не помрачение ума. Это ясность сознания.

– Джошуа мертв, – сказала Джудит, прежде чем Кристианы успели обрушить на нее свой гнев.

Они ведь этого ждали. Знали. Джеймс обнял Мириам. Эндрю – мать. И все молча смотрели на Иуду Кэрриол. Никто не рыдал, не плакал, не твердил, что не может поверить. Но их глаза! Ох уж эти глаза! Джудит зажмурилась – не могла вынести их взглядов.