Коммуна, или Студенческий роман - Татьяна Соломатина

Тонька ржала громче всех! Очень смешно, действительно – чуть пожилую женщину не угробила.

– Мэм! Над кем смеётесь? Над собой смеётесь! Утрите слёзы и уже жарьте яичницу размера King Size, сейчас мы будем мыть этот молдавский диван, прибывший к русской девушке Романовой под прикрытием серых румынских макарон, явно сделанных из пыли и воды из лужи! Кстати, вот вам несколько пачек для вашей собачки или деток – на ваше усмотрение! – обращаясь к Тоньке, Примус действительно доставал из дивана макароны. – Спонсор благотворительной акции – владеющий тремя лотками олигарх новой формации Владимир Бобыль!

И Тонька отправлялась жарить яичницу и даже запекать для всей честной компании курицу в духовке.

– Не бойтесь! За год проживания здесь я научил царицу Антонину асептике и антисептике! А также – санэпидбезопасности. Теперь, перед тем как что-то левой ногой задвинуть в духовку, она её – духовку, а не ногу – сперва прокаливает, – громким шёпотом орал Примус. – Взяли, раз-два!

– Зачем? – спросил Вовочка, подхвативший диван с противоположного конца.

– Эх ты, дитя профессоров, взросший под присмотром соцприслужниц на фонтанских дачах. Затем! Раньше в Тонькиных блюдах, изготовленных в духовом шкафу, многие находили зажаренные семечки. А теперь – не находят.

– При чём здесь семечки?

– Вот то-то и оно, что ни при чём, мой мальчик. Совершенно ни при чём! А многие думали, что жареные семечки – это такой изыск, и очень радовались приобщению к шедеврам кулинарии. А сырьём для «семечек» служили тараканы-переростки. Кстати, запечённые, да с хрустящей корочкой – очень даже ничего!

– Примус, скотина! Фу!!! – заорали все на него хором.

– Да! Это скотская, но правда!

На крики, разумеется, тут же явился дворник Владимир, декламируя с порога:

– Граждане! Уважайте диван… Это – семейный очаг, альфа и омега меблировки, общее и целое домашнего уюта, любовная база, отец Примуса!..[44]

– Вова, дорогой, я ничего не знаю о своём отце, кроме имени, но великих не коверкай! Всё-таки – «матрац», а не диван.

– Да, но матрас у госпожи Романовой уже был.

– Я – товарищ! – пискнула Полина.

– Это раньше ты была товарищ с матрасом. А при диване ты теперь госпожа. И, быть может, Примус ничего не знает о своём отце, но пусть именно на этом диване он и станет отцом! Так выпьем же за… Давайте за что-нибудь уже выпьем!

Как-то так вышло, что все пили за Примуса с Полиной. Друзья и соседи орали, что им пора перестать дурить, пожениться и зажить долго и счастливо, потому что ну сколько же уже можно?! Последнее, большей частью, адресовалось Романовой. Так искренне, и много, и шумно, и долго все за них пили, что остаться наедине сегодня, в день приезда дивана, так и…

Всё закончилось тем, что Примус и Полина, разогнав соседей-приятелей, просто-напросто шлёпнулись на раскрытый, но не застеленный диван, не раздеваясь, накрылись старым тёткиным верблюжьим пледом и уснули, как дети. Полина, что правда, успела поворчать минуты две перед тем, как отрубиться, на таких вот слишком мешающих личной жизни друзей. Примус повернул её на бок, носом к стенке, обнял сзади в охапку, что-то нежное, никак не связанное с её злостью на окружающих, пошептал и тоже провалился. Так что никаких там «отдаться» и прочего «только одного». А только и только крепкий молодой сон.

Проснувшаяся утром Полина попыталась было наверстать упущенное, но Примус отстранился и наигранно-строго произнёс:

– Не балуйте, деточка! Если вы просто наткнулись на то, на что вы наткнулись, это ещё не значит, что это надо срочно употребить. Мы друг другу не какие-то там случайные нормальные физиологии, а фактически жених и невеста, и не на общажной койке, а на собственном диване, так что… всё должно быть медленно, правильно, вкусно и с аппетитом. А не второпях, как у озабоченных малолеток! Я сейчас сделаю нам кофе, мы быстро умываемся, собираемся – и в школу!

– Ага! Дети в школу собирались – мылись, брились, похмелялись! Ты чего?! Не хочешь?!!

– Надеюсь, вопрос риторический. Но я же не поссать, извините, хочу, а любить обожаемую мной женщину. И я вполне способен управлять своими желаниями! К тому же сейчас ты не хочешь. А отдаваться в благодарность или, там, из чувства долга – это, знаешь ли, моветон. Если не сказать грубее. Оставайтесь собой, леди! Remember yourself! Такой вы мне больше по душе, чем когда пытаетесь из себя изобразить заботливую понимающую жёнушку, покорно подставляющуюся под утреннюю эрекцию… – он стал серьёзен. – Не хочу впопыхах, Поля. Я так долго этого ждал, что подожду ещё немного. Мне нужен торжественный званый ужин, а не перекус на скорую руку. Ну, не дуй губки. Разумеется, это не потому, что я тебя не хочу, – что за глупость! Я сгораю от желания… А-а! Я понял! Это ваши мужчины успели вас приучить к мысли, что если мужик, у которого встало, немедленно не суёт своё вознёсшееся достоинство прямо в вас, так он уже и не мужик!

– Дурак! – Полина встала, уселась на подоконник и закурила.

– Прости, прости! Прости, пожалуйста! – Примус подошёл к ней и поцеловал её в лоб. – Я действительно дурак. Я не должен был говорить тебе такое. И не потому, что не имею на это права, а потому, что только дурак будет пользоваться всеми без разбору правами. Прости, я, как и прежде, буду тактичен и сдержан. И вообще, для нормального мужчины – обязанности превыше всего, а не права… Жаль, что многие женщины в состоянии оценить это в мужчинах только посмертно! – Он хихикнул.

– Всё равно я на тебя обиделась.

Она действительно обиделась. Хотя очень сильно старалась не обижаться. Но если кто-то любит и ждёт… И – что ещё важнее – дожидается, то стоит ли начинать вот с этого – с напоминаний. Мы все свои грехи и так наизусть знаем. Любишь – принимай. Принимаешь – не терзайся. Начинаешь – всегда с нуля. Разве не так? А может быть, Примус ничего и не начинал, а просто-напросто продолжал? Для него Полина – всё та же любимая Полина. Это же именно для неё он из верного Примуса вдруг стал… Точнее – не стал, а переведён в другое качество. Резко и немного, сказать по правде, искусственно. Был то Примус, то Лёшка, то Евграфов, и вдруг – на тебе! – жених. Смешное слово – «жених». Жених и невеста. Тили-тили тесто! Ну уж нет! Никаких записей актов гражданского состояния. Просто будут жить вместе. А там – как пойдёт. Если он собирается страдать по якобы упущенному, а не любить настоящее или ещё что, то – вот бог, а вот порог. Она, конечно, несправедлива к нему, потому что он просто болтал, как обычно, и вообще шутил. Красноречие – это своего рода дурная привычка, так что он не виноват… Но всё равно очень обидно. Но Полина его любит. Да. Любовь – это всё для человека. И это всё, что человек о ней знает. Она любит его? А как узнать, любишь ли ты какого-то конкретного мужчину? А он тебя? И кто? Кто?! Кто среди многообразия мужчин на этой планете – конкретно твой человек?