Диагноз - бессмертие - Мария Симонова

Отставив недопитый бокал, Наплеков неожиданно резко продолжил:

– Какие вы мне можете дать гарантии, что после операции сдержите свое слово?

– Никаких, – честно признался я, пожав плечами. – При успешном завершении операции вы просто прибудете в назначенное место, где вас встретят мои люди. Я со своей стороны могу обещать, что через семь часов вас высадят вблизи Купола целым и невредимым. Да, и, разумеется, бессмертным – соответственно нашему договору.

– Понятно, – кивнул он, скроив скептическую мину. Я оценил его скепсис, но добавить к сказанному мне было абсолютно нечего: хочешь получить вечную жизнь, ничего не поделаешь – придется тебе заключить договор без гарантий, основанный единственно на честном слове местного парии. Он продолжил: – Тогда еще один вопрос… – По правилам равного диалога между уважающими друг друга партнерами следующий вопрос был за мной, и я не преминул бы его задать. Однако Наплеков, заметив, что я собираюсь его перебить, сделал останавливающий жест рукой, заверив милостиво: – А потом я отвечу на все ваши. Надеюсь, что вы будете со мной откровенны. (Непонятно, с какой стати он рассчитывал на мою откровенность, так демонстративно презирая меня. Ну да ладно, пускай рассчитывает.) – Мой вопрос касается тех двоих бессмертных, которые, как вы утверждаете, находятся у нас в Куполе…

– А вы это отрицаете? – перебил–таки я.

Он раздраженно поморщился:

– Да, их было двое. Но сейчас речь не об этом…

– Прошу прощения, но, если вы еще не поняли, речь именно об этом, – заявил я резко. Он здорово ошибался, если рассчитывал получить от меня в ответ на свое презрение привычную ему подобострастную вежливость. – Не сомневаюсь, что вы их отсканировали и знаете, что для меня это ключевой вопрос. Если ваши живодеры убили женщину, то дальнейший диалог между нами не состоится. – Я не собирался похищать у них Грабера: я мог просто потребовать вернуть этого предателя, пригрозив им нападением на Купол. И угроза его убийства меня бы при этом не остановила – особенно в свете возможной гибели Жен.

– Да никого я не убил, – скривился он. – И не отсканировал. Потому что со сканированием у нас возникли проблемы. Об этом я и хотел вас спросить: вы поставили им блокирующую программу, делающую их мозги «непрозрачными» для ментоскопирования?

Не убил – это уже хорошо. Очень хорошо. Идем дальше. Сомневаюсь, что министр до конца понимал значение заданного им вопроса: я никогда не слышал о программе, способной полностью заблокировать мозг человека для считывающих устройств. Вряд ли об этом знали на Ч33 с ее отсталыми технологиями, когда даже в метрополии специалисты не могли считать себя в курсе последних открытий в данной области. Но я–то знал, что Грабера и Жен никто в этом плане не обрабатывал. Стало быть, их «непрозрачность» являлась следствием их бессмертия?.. Тогда Наплеков, не подозревая о том, помог мне сейчас сделать небольшое открытие. О чем я ему, разумеется, не торопился сообщать.

– Да, я поставил им блокаду. Кое–что из новых разработок, – небрежно соврал я. – На всякий случай учтите, что у меня и моих людей в мозгах стоят такие же заглушки. Итак, к моему вопросу…

– Спасибо. Учтем, – перебил он, опуская руки на подлокотники.

Прежде чем до меня дошел смысл этого многозначительного «учтем», мой позвоночник пронзила острая боль. Мозг выдал экстренные команды: «Вскочить!!! В «бросок“!!!» Но мой безотказный живой механизм – тело – этих команд не выполнило: я его как будто потерял, перестал ощущать, хотя и мог видеть себя – обездвиженного, бессильно раскинувшегося в мягком предательском кресле. Еще я мог воспринимать звуки и сохранил способность анализировать, так что тут же определил по знакомым симптомам, что получил парализующий разряд класса «4С», так называемый «средне–щадящий», то есть при шоке периферийных нервных цепей и полной потере двигательной активности у меня осталась возможность воспринимать происходящее и ясно его осмысливать. Видимо, электроды были вмонтированы в сиденья всех кресел, кроме хозяйского; Токарев не стал садиться не по привычке, как я думал, отодвинувшись на второй план, а предохраняя свою задницу от разряда: знал, подлец, чем должна закончиться для нас эта аудиенция. Своих ребят я мог видеть только боковым зрением, как бы в тумане – их расслабленные позы подтверждали мое предположение: Наплеков парализовал нас нажатием тайной кнопки, скрытой в подлокотнике его кресла.

Совершив это подлое дело, министр поднялся, подошел ко мне и, остановившись напротив, не спеша, демонстративно закурил толстую сигару.

– Неуловимый, бессмертный Ричард Край, – произнес он прищурясь, с таким выражением, будто разглядывал мое чучело на стенде в историческом музее. – Скрозьземельная бестия. Наш разлив. – В его голосе прозвучала даже нотка гордости – не иначе как за отечественный генофонд. Министр продолжал злорадно: – Отстрелялся, бессмертный. Нашла коса на камень, а? – Под камнем он, разумеется, подразумевал себя, хитрожопого. Не напрасно он спрашивал, сколько у меня в запасе времени, – хотел уточнить, в котором часу планируется нападение парий на Купол в случае моего невозвращения. – Хочешь напомнить о своей армии, да? – угадал он мои мысли. – Думаешь, что теперь нам следует ждать нападения твоих ублюдков? – Глубоко затянувшись, он картинно выпустил дым и с усмешкой продолжил: – Как бы не так. Мы нападем сами. – Тут он навис надо мной, опершись на подлокотники, впившись в мои неподвижные зрачки въедливым взглядом. – Я отрубил гидре голову, а теперь прижгу шею. Разгоню твою блохастую армию, возьму еще пленных – не всем же ты поставил заглушки на мозги? И максимум через сутки аппарат с профессором будут в моих руках!

Да, недооценил я нашего министра внутренних дел. Недооценил. А казалось бы, давно уже мог понять, что наряду с личным бессмертием все они мечтают о власти, распространяющейся далеко за пределы отсталого Купола Москва на задрипанной Земле–ЧЗЗ, – власти, способной положить к твоим ногам всю галактику. И подумать только, что на пути к вселенскому могуществу стоял какой–то пария, пускай и скрозьземельный. Есть ради чего пошевелить мозгами и родить план, способный вогнать–таки этого парию в землю. В родную.

– К тому времени ты превратишься в кусок экспериментального мяса, орущий от боли, – продолжал Наплеков. – Не исключено, что и просто в фарш – зависит от фантазии моих лаборантов.

Хотелось плюнуть в бледное напряженное лицо, приблизившееся ко мне почти вплотную, но я сейчас был сосредоточен на другом: во время спича Наплекова по моему телу стало разливаться болезненное покалывание, мышцы судорожно заныли, обретая чувствительность, – я начинал отходить от паралича! Через какие–то минуты, вместо положенного получаса! Двигаться я пока был не в силах, но ощущал, что мог бы уже повращать глазами или, например, пойдя навстречу своим желаниям, плюнуть в наплековские прищуренные зенки. Однако с этим разумней было повременить: в моей голове экстренно лепился план взятия этой парочки интриганов в заложники с тем, чтобы обменять их на Жен и Грабера, в крайнем случае на одну Жен. Если они ее не убили. Ну а если все–таки убили…

Наплеков мог мне по этому поводу и соврать, подозревая, чем им грозит такой расклад, хотя я сам пока не осознавал до конца, не просчитывал до времени в деталях, что будет с ними и с их Куполом, если они уничтожили единственную жизнь, которой я дорожил больше, чем собственной, больше даже, чем властью над бессмертием в их затраханной телепортами галактике.