Рикошет - Сандра Браун

В любом случае пора разоблачать секреты. Он многозначительно улыбнулся Хэтчеру:

— Расскажите мне. Я изнываю от любопытства. Вы успели переспать с моей женой? Или только хотели?

Забавно было смотреть, как напряглось и посуровело лицо детектива. Судья тихо рассмеялся.

— Детектив Хэтчер, не казните себя слишком сильно. Элиза действовала так почти на любого мужчину, который ей встречался. Даже такой выдающийся слуга закона, как вы, не мог устоять перед ее прелестями. Не вы один. И вы вовсе не такой крепкий, каким притворяетесь.

Он не заметил, как все случилось. Движение Хэтчера было так стремительно, что судья понял, что произошло, только когда ослепляющая боль скрутила ему пах. Судья закричал.

— Так достаточно? — спросил Хэтчер, безжалостно выворачивая кулак, в котором он изо всех сил стиснул мошонку судьи.

Как судья ни крепился, от боли у него на глазах выступили слезы, и он был готов заскулить.

— Позвольте рассказать вам, судья, что именно делает меня таким крепким и единственным в своем роде, — прошептал Хэтчер. Он наклонился к судье так низко, что тот чувствовал на лице его горячее, разъяренное дыхание. — Я тот парень, который прямо сейчас оторвет вам яйца, если вы не согласитесь с нами сотрудничать.

Издалека, сквозь красную муть боли, он услышал голос детектива Боуэн:

— Дункан, перестань…

— Заткнись, Диди! — рявкнул тот. — Я сказал тебе, что разберусь с ним по-своему!

— Но ты не можешь…

— Могу. Еще как. — Он сжал кулак еще сильнее и снова крутанул.

— Что тебе нужно? — Като не узнал в этом блеянии собственного голоса.

Хэтчер медленно разжал кулак и убрал руку.

— Слушай внимательно, судья, и ничего не упускай!

Като попытался дышать ровно, надеясь, что тогда боль пройдет быстрее. Он бросил взгляд на переднее сиденье. Детектив Боуэн смотрела на них с нескрываемой тревогой. И хотя ей не нравилось происходящее, она не собиралась вмешиваться.

— Мы думаем, что ты замешан в грязных делишках.

— Что? — Судья быстро оглянулся на Хэтчера. Слишком быстро, понял он по улыбке, появившейся на лице детектива.

— Мы знаем это наверняка. Нам неизвестна лишь степень твоего участия в преступных сделках. И знаешь, мне на это наплевать.

Като, к тому моменту совладавший со своим дыханием, теперь и вовсе его затаил.

— Против тебя у меня нет доказательств, — сказал Хэтчер. — Зато я наконец нашел кое-что против Савича. А он-то мне и нужен по-настоящему.

Судья посмотрел на Диди, потом снова на Хэтчера:

— Мы все хотели бы посадить Савича.

— Рад это слышать, судья. Потому что завтра ему предъявят обвинение в убийстве Наполи.

— Мейера Наполи? — Судья сам удивился, насколько искренне прозвучал его голос.

— Ах да, забыл вам рассказать, — сказал Хэтчер. — У нас есть свидетель, который видел, как Савич застрелил Наполи на мосту Талмадж.

— Вы это серьезно? — спросил судья у Хетчера. Потом взглянул на Диди — не шутит ли ее напарник?

— Абсолютно серьезно, судья, — сказала она. — Свидетель также видел, как Наполи столкнул миссис Лэрд с моста в реку.

— Значит, Элиза не… не бросилась в реку сама? Не покончила с собой?

— Как видите, нет, — сказала Диди.

Он опустил голову и подбавил в голос хрипотцы, чтобы прозвучало естественнее:

— Я рад… рад, что узнал это.

— Савич приехал сразу после того, как Наполи исполнил заказанное ему грязное дело, — продолжила Диди. — Очевидно, Наполи шантажировал Савича снимками, на которых он запечатлен с миссис Лэрд. Так же, как он шантажировал ее и пытался шантажировать вас. Савич убил его.

— Так что завтра, когда этого сукиного сына приведут к вам в зал предъявлять обвинение, — сказал Хэтчер, — лучше без шуток. Это слушание должно задать тон всему судебному разбирательству по делу об убийстве. В противном случае мы постараемся выяснить, почему этого не случилось.

— Я не понимаю, отчего вы сочли необходимым устроить подобный… — он кивнул на мрачный пейзаж за окнами автомобиля, — не знаю, как назвать.

— Потому, что я хотел дать вам понять: я устал от этих юридических уверток — а точнее, от вас, — сказал Хэтчер. — В прошлый раз, когда мы привели к вам Савича, вы его отпустили.

— Я был введен в заблуждение…

— Оставьте, ваша честь. Но запомните ту убежденность, которая сейчас прозвучала в вашем голосе. Очень хорошо. Очень: по-судейски. Завтра вы предъявите Савичу обвинение, его отправят в изолятор и не выпустят до самого суда. Вы сумеете провести слушание таким образом, чтобы ни он, ни его адвокат Стэн Адамс и слова не могли вставить. Ни присяжные, ни заранее подготовленные ходатайства, ни перерывы на то, чтобы справить нужду, им не помогут. Вы меня поняли?

— Никаких проблем, — мягко ответил Като.

— Вообще-то одна проблема есть, — сказала Диди, бросив тревожный взгляд на Хэтчера. — Наш свидетель не самый надежный…

— Надежный — и точка, — обрубил Хэтчер. Диди ничего не ответила. — У нас есть свидетель. Мы можем отправить Савича за решетку, если один-единственный раз вы поможете нам, а не этому ублюдку. И не вздумайте объявлять заседание неправомочным, даже если присяжные в зале суда будут читать газеты или смотреть спутниковое телевидение по своим мобильным телефонам. Меня удовлетворит только обвинение и приговор, которые упекут его в тюрьму до конца жизни. А если вдруг присяжные расщедрятся на смертную казнь — я плакать не буду.

Судья посмотрел на Диди, потом на Хэтчера. И хотя он терпеть не мог детектива, сейчас готов был его расцеловать. Этот расшумевшийся кретин не догадывался, что поможет ему решить наболевшую проблему: порвать с Савичем, не опасаясь его мести.

В последнее время он пришел к выводу, что их отношения исчерпали себя. Они принесли ему огромные деньги, больше, чем он может потратить за всю свою жизнь, — конечно, выйдя в отставку, судья очень постарается проверить справедливость этого утверждения.

Хотя когда они заключали свой договор, деньги были для него не главным, его привлекала скрытность и тайна. Риск быть пойманным. Ему нравился этот бесконечный флирт с опасностью.

Но все стало чересчур просто. Восторг поблек. Минусов в их отношениях накопилось столько, что никакой риск их уже не оправдывал. А попытавшись разорвать их, он подвергал свою жизнь опасности. Отношения всегда разрывал Савич, а его партнеры — никогда.

Савич проведет остаток жизни в тюрьме, может быть, его даже казнят. И кто станет слушать его рассказы о продажных судьях, если вдруг он вздумает выдать Като? Любой приговоренный к смерти пытается утопить кого-либо из своих врагов. Поэтому их показания ничего не стоят, особенно если они направлены против судьи, который вынес им приговор.