Смерть от воды - Торкиль Дамхауг

Дженнифер улыбнулась:

— А с другими? С матерью или отчимом?

— Они стараются как могут. Матери помощь нужна больше, чем мне.

В слабом свете лампы лицо Лисс было серо-бледным овалом под повязкой. Дженнифер захотелось погладить ее по голове.

— Кстати, заходил инспектор. Викен. Он искал ответы на некоторые вопросы.

— Они должны тебя допросить, — кивнула Дженнифер. — Правда, врачи не хотят, чтобы тебя беспокоили.

— Его нашли только через десять часов.

— Я слышала.

Дженнифер вскрывала Вильяма Вогт-Нильсена, после того как его извлекли из-подо льда, но она не хотела об этом говорить.

— Ему было больно?

— Нет, — решительно ответила Дженнифер и добавила: — Он потерял сознание до того, как упал в воду. Наверное, ударился головой о камень при падении.

Лисс сидела и смотрела в окно.

— Я его столкнула. Слышала, как голова ударилась о выступ. Но я убежала.

Казалось, она винит себя.

— Поэтому ты сейчас здесь, — заметила Дженнифер.

Девушка накручивала прядь на указательный палец.

— И еще потому, что инспектор решил, что надо мчаться на дачу. Он понял, что Вильям может быть там.

Дженнифер не удивилась, что Викен заронил в Лисс мысль, кому надо быть благодарным.

— Я убила человека.

Дженнифер встала и подошла к ее креслу.

— Дорогая Лисс, — сказала она и прикоснулась к ее плечу. — Я не психолог, но, по-моему, нет ничего удивительного в твоих чувствах после всего пережитого кошмара. Это называется «комплекс вины выжившего». Я бы все-таки посоветовала тебе с кем-нибудь об этом поговорить. Не все психоаналитики негодяи все-таки.

* * *

После того как посетительница ушла, Лисс лежала и думала о ее словах. Надо ли ей поговорить с психологом? Когда здесь был инспектор, она мобилизовалась и рассказала кое-что из случившегося у озера. Это ей помогло. Викен тоже утверждал, что зашел в первую очередь просто ее проведать. Но не возражал, когда она принялась рассказывать о том, что знала.

— Он пошел за Майлин на почту. Ждал ее в машине снаружи, поехал с ней на дачу. Как он сделал вид, что был все время в Осло, я не знаю.

— Мы это выяснили, — сообщил инспектор. — Вечером он приехал в город поработать, потом вернулся на дачу. Наверно, он держал ее связанной всю ночь и отвез на ту фабрику рано утром одиннадцатого декабря.

— Он тогда ее снимал? Дата на видеозаписи была двенадцатое декабря. — Лисс задумалась. — Но ведь несложно поменять дату на мобильном.

Викен криво улыбнулся:

— Вы хорошо рассуждаете. Похоже, с головой у вас все в порядке, даже несмотря на серьезное переохлаждение.

Ей понравилась его интонация, прямота — и никакого притворного сочувствия.

— Наверное, он отправил сообщение Бергеру с ее телефона, — сказала она. — А еще мне и нескольким другим. «Не занимай праздник Ивана Купалы будущим летом». А Йонни Харриса тоже он убил?

— У нас есть все основания так полагать, — подтвердил инспектор. — Харрис был свидетелем чего-то, что он не должен был видеть.

— Он приходил в офис Майлин в тот вечер… Машина. Он видел, как Вильям паркует ее машину.

— Вот именно, — сказал Викен. — Но только позже Йонни Харрис понял, что это значило. Полагаю, он хотел подзаработать на своем наблюдении. Надо же на что-то жить.

— Но Вильям был на лекциях весь день, а потом на работе.

Инспектор оттолкнул табуретку и вытянул коротковатые ноги.

— Мы просмотрели камеры наблюдения с парковки возле университета и обнаружили, что машина Майлин въезжала на нее с утра. Когда у Вильяма был перерыв на работе, он успел не только выпить кофе в «Дели де Люка», но еще и припарковать машину на улице Вельхавена. Это вполне можно сделать за короткий перерыв.

Лисс заметила, что все крутит и крутит прядь волос. Она опустила руку.

— Я кое-что выяснила, — сказала она. — Вильям пережил насилие. Он познакомился с Бергером в путешествии на юг, когда ему было двенадцать лет.

Викен прикрыл глаза:

— Это о каком путешествии вы говорите?

Она рассказала о диске, посланном ей Майлин, повторила, что запомнила из интервью. Инспектор слушал не прерывая. Сидя на стуле у окна в больнице, он так не напирал. Был менее опасным.

— Вильям называл Бергера Курткой.

— Если это верно, — прервал ее инспектор, — тогда на место встают некоторые важные кирпичики. Если Вильяму было двенадцать лет, это мог быть девяносто шестой год. Он называл место?

— Кажется, в документе Майлин было написано про Крит.

Викен очень оживился, достал кусочек бумаги и записал.

— А могло быть несколько дисков? — поинтересовался он.

— Вильям уничтожил тот, что Майлин мне отправила. Он уничтожил все записи Майлин. Они с Курткой заключили пакт. Лучше умереть, чем выдать друг друга. Майлин погибла, потому что выяснила, кто такой этот Куртка.

— И тем не менее у Бергера были планы разоблачить Вильяма-убийцу перед камерой? Он намекал на это в интервью в газете.

Лисс вспомнила, что сказал об этом Вильям:

— Он заставил Бергера поверить, что признается в убийстве на шоу «Табу».

Инспектор двумя пальцами потер гладко выбритый подбородок.

— Бергер, видимо, лишился остатков здравого смысла, — заметил он. — Насчет пакта я еще не разобрался, но если ваш рассказ верен, понятно, как он подпустил к себе Вильяма. Что случилось в точности — лишь догадки. Но мы нашли следы… ну, они оба были вместе в квартире прямо перед смертью Бергера от передозировки героином.

Лисс не хотела больше об этом слушать.

— Та девушка из Бергена, — сказала она, — Ильва Рихтер. Зачем Вильям нашел ее через семь лет после поездки на Крит? Он связывался с ней в промежутке?

Викен развел руками:

— Пока неизвестно, получим ли мы ответ на это в ходе следствия. Все равно что-то останется непонятым.

«Нам приходится смириться со многим», — подумала Лисс, когда инспектор собрался уходить. В тот день, проснувшись в больнице, она поняла, что поквиталась сама с собой. Она была на пути к смерти, но осталась в живых. В последующие дни, когда она сидела и смотрела из окна одним здоровым глазом, это чувство ослабевало. Потому как что же это были за счеты, которые она сводила? Значит ли это что-нибудь для Зако или его семьи, что ее саму чуть не убили?

В какой-то момент, когда инспектор Викен стоял, держась за ручку двери, Лисс была готова выпалить все, что случилось на Блёмстраат. Она открыла рот, чтобы рассказать, но вдруг решила: пусть никто не знает. Надо нести это в одиночку. Жить в одиночку.