Королевская кровь - Рона Шерон

Теперь, когда ежегодные торжества подошли к концу, во дворце царила относительная тишина. Двор ужинал с их величествами. Поскольку Рене за столом не появилась, Майкл счел возможным отправиться на ее поиски.

Отсутствие телохранителей Валуа у дверей апартаментов принцессы показалось ему дурным знаком. Чувствуя, как в груди у него тревожно забилось сердце, Майкл уставился на дверь, отказываясь поверить в то, что она вновь без всяких объяснений покинула его. Или это маркиз умыкнул ее обратно во Францию? Учитывая, что ее пребывание при дворе английского короля окутывал покров мрачной тайны, молодой человек не мог даже строить догадки о том, когда и куда она отправилась на этот раз.

Его переполняли гнев и обида. Да пошла она к черту! Будь она проклята! Будь оно все проклято! Как она могла бросить его одного, черт возьми, не сказав ни слова? Он сходил по ней с ума и знал, что тоже небезразличен ей; всякий раз, оказываясь рядом с ней, молодой человек чувствовал, что она сгорает от желания. Майкл яростно сжал кулаки, ему хотелось ударить кого–нибудь, может быть, даже убить; словом, сделать что–нибудь, только бы избавиться от тоскливой пустоты в сердце.

Но тут из апартаментов до него донесся какой–то звук. Там кто–то был. Адель! Майкл уже замахнулся кулаком, готовясь высадить дверь, как вдруг та распахнулась. Старая камеристка радостно вскрикнула, завидев его.

— Ее здесь нет! Они увели ее! Я искала вас…

У Майкла упало сердце.

— Перестань голосить, женщинами внятно объясни, кто увел ее и куда!

Боязливо оглядываясь на залитый светом факелов коридор, Адель втащила его в апартаменты своей госпожи и захлопнула дверь.

— Люди кардинала, — выдохнула она. — Они пришли перед ужином с ордером на арест миледи и ее стражников.

— Что?! Почему? — Но юноша тут же догадался, что ее арестовали за соучастие в отравлении королевы, в этом можно было не сомневаться.

— По подозрению в шпионаже в пользу короля Франции. Они увели ее в Тауэр[85].

— Я вытащу ее оттуда.

— Да благословят вас боги! Я знала, я была уверена в этом!

— Я немедленно отправлюсь к кардиналу и…

— Нет! — Пожилая женщина вцепилась в отвороты его камзола. — Сначала вызволите ее из Тауэра, а объясняться будете потом. Воспользуйтесь своей силой, умоляю вас! Выломайте двери и решетки, спасите ее оттуда! Вы — единственный, кто способен на это! — И камеристка вновь разразилась жалобными стенаниями. — Мое бедное дитя, она ведь так боится замкнутого пространства… Пожалуйста!

Майкл ободряюще похлопал старую служанку по спине, пока она орошала его грудь слезами.

— Я вытащу ее оттуда! — Пусть даже ради этого ему придется пожертвовать всем: своим положением при дворе, клятвой верности Тайрону, даже самой жизнью…

Его уверенное обещание вдохнуло силы в старую бретонку. Она даже сумела улыбнуться молодому человеку сквозь слезы.

— Да благословят вас боги! Поспешите же!

— Любезная, я клянусь сделать все, что только в силах человеческих, но я не всемогущ.

— Ну да! — заявила она. — Расскажите об этом кому–нибудь еще!

Во тьме мы странствуем по миру,

Ночь выпускает на свободу плененные тени,

И даже Цербер сбрасывает свои цепи —

И бродит повсюду.

Секст Проперций. Элегии

Они казнят ее. Она вступила в игру и проиграла. Кто же предал ее?

Мужество покинуло ее. Рене нервно расхаживала по маленькой и сырой тюремной клетке, обхватив себя руками и дрожа от пронизывающего холода, стараясь силой воли разогнать темноту, подползающую к ней из углов. Гнилой соломенный тюфяк на полу, от которого нестерпимо разило мочой и фекалиями, служил приютом целому семейству крыс, посверкивавших на нее красными глазками. По коже у девушки пробежали мурашки.

Как они будут убивать ее? Обычно женщин, обвиненных в государственной измене, сжигали на костре. Они прикуют ее лодыжки кандалами к железным кольцам, вбитым в днище повозки, и повлекут по улицам Лондона на потеху жителям, которые будут швырять в нее тухлой рыбой и экскрементами на всем пути к месту казни. У ее голых ног палачи сложат поленья и вязанки хвороста. А потом языки пламени начнут лизать ее лодыжки, бедра, руки, грудь и лицо. Она умрет в страшных мучениях, моля о пощаде, сгорая заживо в огненном аду.

Лишь один король властен заменить аутодафе на милосердную казнь на плахе. Но кто встанет на ее защиту? Уж только не его величество Франциск I. Он умоет руки и откажется от нее, откажется от инструмента своей политики. Взывать к духовнику ее матери было бы пустой тратой времени, поскольку кардинал Медичи постарается пресечь любые попытки помочь ей с этой стороны. Он будет крепче спать по ночам, зная, что она мертва и что все ее тайны умерли вместе с ней. Писать сестре столь же бессмысленно. Клоди вот уже много лет как погрузилась в апатию. Так что неизвестно, будет ли она вообще оплакивать преждевременную кончину своей единственной сестры. Перебирая в памяти людей, которых она знала, и, перелистывая страницы книги своей жизни, принцесса вдруг поняла, что единственным человеком в целом мире, чье сердце разорвется при известии о ее смерти, станет Адель. Ее бедная, верная Адель; по крайней мере, она будет избавлена от необходимости просить милостыню на старости лет, поскольку Рене, прежде чем покинуть Францию, назначила своей камеристке пожизненное содержание, что было отнюдь не лишним, учитывая характер порученной ей миссии. Быть может, еще не поздно обратиться к их светлостям герцогу и герцогине Саффолкам…

Боже, о чем она только думает? Ей никогда не дадут перо и бумагу. Теперь, когда кардинал Уолси знает, с какой целью она прибыла в Англию, он будет держать ее взаперти, в строгой изоляции, вплоть до самой казни. Хотя не исключено, что он предпочтет расправиться с ней тайно, подослать наемного убийцу в камеру или попросту отравить ее. Можно не сомневаться и в том, что если у него окажется недостаточно улик, чтобы осудить ее, Уолси будет держать ее в темнице до тех пор, пока она не умрет от воспаления легких или от старости. Рене представила себя изможденной, высохшей, сумасшедшей старухой, забившейся в угол, с поседевшими и спутанными волосами, на изгрызенном крысами соломенном тюфяке.

Нет! Она отказывается умирать таким образом. Впрочем, перспектива быть сожженной заживо тоже не устраивала ее. Если уж ей суждено погибнуть, то хотя бы от собственной руки! Девушка вытащила из внутреннего рукава небольшой серебряный кинжал, вознося в душе благодарность тупости представителей сильного пола. Несмотря на все их бахвальство и угрозы, ни один из верных псов кардинала или стражников в Тауэре не додумался обыскать ее на предмет спрятанного оружия. Внутренне содрогнувшись, она осторожно провела кончиками пальцев по сверкающему лезвию, проверяя его остроту. При мысли о том, что ей предстоит сделать, в жилах у принцессы застыла кровь.