Охота на охотника - Владислав Морозов

Взрыв первого 75-мм снаряда дал близкий недолет. Будем считать это за пристрелку. Башня подбитого «Шермана», экипаж которого вовсе не собирался покидать машину (а чего им было бояться, раз танк не загорелся?), тоже провернулась и уставилась прямо в меня. Ну все, остались какие-то секунды. Второй снаряд взорвался позади меня. «Вилка», стало быть.

И, не знаю с чего, в моей голове вдруг возник мотивчик из старого кино – тяжелым басом гремит фугас, ударил фонтан огня, а брат президента пустился в пляс, какое мне дело до всех до вас, а вам до меня?

Спросите – а почему брат президента? Да потому, ребята, что в этой песне 1958 года, музыка М. Вайнберга, слова М. Соболь, из фильма «Последний дюйм» пустился в пляс не кто иной, как Боб Кеннеди! Не знаю, почему никто до сих пор не обратил внимания на это интересное обстоятельство. Ведь самое смешное, что песня написана и пошла в народ еще до того, как Джон Кеннеди стал президентом США!

Все, что я еще успел сделать за оставшиеся мгновения, это намертво зажать в одном кулаке ремни всех трех стволов, а в другой – лямки рюкзака. А следующие два снаряда попали уже куда надо.

Был удар, темнота и чувство бесконечного падения непонятно куда, словно во сне.

– Ты как? – услышал я в ушах голос Блондинки, шедший откуда-то из этой пустоты.

– Ничего. И вы таки считаете, что все прошло нормально?

– Вполне. Ведь поставленная задача выполнена.

– То есть посылка прибыла?

– Да.

– Переродилась?

– Да.

– Вот бы посмотреть.

– Забудь. Тебе точно не понравится.

– Почему?

– Там, в процессе, все внизу лопается, в целом неэстетично и много крови.

– Убедили. Ну а раз так, значит, все не зря?

– Конечно, не зря. Иначе зачем было тебя посылать? – закончила разговор Блондинка и, как мне показалось, с усмешкой, пожелала мне: – Мягкой посадки!

Вот тут она не угадала. Приземлился я довольно жестко.

Россия. Урал. Парк Победы

в г. Краснобельск.

Ночь с 1-го на 2 апреля 20… года.

Всего-то пару часов спустя

Не буду вам объяснять, что значит с громким, неразборчиво-матерным воплем падать с высоты пары метров в холодную кашу из талого апрельского снега и льда, да еще и с этакими тяжестями в руках – это то еще «удовольствие». Как следует приложившись задницей о землю, я на какое-то время потерял ориентацию и даже, как мне показалось, способность дышать – от мощного сотряса все внутри словно оборвалось. Глубоко вдохнув сырой воздух весенней ночи, я наконец понял – дома. Вернулся я опасно близко от трех толстых берез (а точнее – между ними), метрах в ста вверх по склону от памятника – рубки подлодки, того места, откуда я уходил «в неведомое». Дальше все было просто. Немного придя в себя я, уже привычно, навьючил на себя притащенное с собой из прошлого оружие и боеприпасы (а кроме него и шмоток, мои «трофеи» в этот раз составили разве бумажник с не особо толстой пачкой весьма экзотических денег – не очень-то густо, мягко говоря) и потопал домой, поскальзываясь на стремительно тающем гололеде. Если бы наши краснобельские обыватели в этот момент увидели меня, они бы, наверное, решили, что реконструкторы в местном парке Победы уже начали размножаться делением, просто от тепла и сырости, подобно мечтающим стать березами пням в апрельский день. Но, поскольку был шестой час утра, предрассветная туманная мгла и легкий дождь, странный, обвешанный оружием и вымокший до нитки мужик в немецком камуфляже никого не удивил – все нормальные люди еще спали, ни в окнах домов, ни на улице все еще не было ни единой живой души.

Ну а англичанам, которым в качестве «сувенира» остался только «странный артефакт» в виде единственной стреляной трубы от фаустпатрона и странным образом обрывающиеся следы на песке у оазиса, я вообще не завидую – понять хоть что-то о своем противнике по подобным «фрагментам» абсолютно нереально. Да они, судя по всему, и не пытались что-либо определять. Ни в каких доступных публикациях про Иран времен Второй мировой войны я так и не нашел ни единого упоминания о каких-то там германских диверсантах на территории Персии. Единственное исключение – книга мемуаров некоего генерал-майора М. Назюрова «На службе ратной», вышедшая в «Воениздате» в 1986 г. Этот генерал-майор (в 1944-м – подполковник) почти всю войну проторчал в Северном Иране, при штабе 53-й армии. И, вспоминая про эту самую тыловую службу военного времени, он мельком упомянул о том, что в октябре 1944 г. англичане присылали тамошнему советскому командованию письменный запрос, интересуясь – а не было ли у русских союзников каких-то новых данных о проникновении в Иран извне германских разведывательно-диверсионных групп? О том, что именно англичанам тогда ответил штаб 53-й армии (и ответил ли вообще), генерал-майор скромно умолчал, и для меня это так и осталось покрытой мраком тайной.

Разумеется, в истории не сохранилось и никаких упоминаний как о вынужденной посадке и последующем уничтожении под Буширом «Викинга» без опознавательных знаков, так и о моем «последнем бое». Проведенный мной беглый анализ общих итогов этой операции показал, что в результате моих похождений в канонической истории Второй мировой войны не произошло никаких видимых изменений. Видимо, сопутствующая «убыль личного состава» оказалась не столь уж большой и вполне укладывалась в обычные тогдашние потери воюющих сторон, связанные с различными противопартизанскими и противоагентурными действиями. Похоже, всем этим польским бандюкам, германским и венгерским заговорщикам, а также боровшимся против них спецам и дилетантам из гитлеровского гестапо и СД было прямо-таки написано на роду погибнуть на той войне, а уж когда именно это произошло, где и от чьей пули – не столь важно. Ну а такой персонаж, как графиня Дешеффи, вообще бесследно растворился во мраке прошлого, словно ее вообще никогда не было. О ней самой не осталось ни единого упоминания, хотя ее якобы любовник, пресловутый итальянский герцог и любитель старинных рукописей Джованни Урбино, действительно существовал, имел отношение к антимуссолиниевским кругам и погиб при тех самых обстоятельствах (официально при авианалете, неофициально – застрелен союзными нацистам итальянскими спецслужбами). Во всяком случае, в нескольких публикациях он вскользь упоминался. Ну а раз все получилось именно так – стоило признать, что все эти странные похождения действительно прошли более-менее удачно и гладко.

Правда, я по-прежнему очень многого не понимал. По идее, каждый инструмент для чего-то предназначен, но вот насчет себя я в этом смысле не был уверен. Поскольку и меня и мои способности пока что использовали и так и сяк, практически без какой-либо четкой «специализации». Было ощущение, что в последний раз я вообще выступил в качестве микроскопа, который подвернулся под руку в качестве средства для забивания гвоздей в стенку. Но зато во мне окрепла уверенность в том, что все только начинается и подобные, сугубо рабочие и где-то даже «пожарные» «варианты» впереди еще, похоже, будут. И, как всегда, я не ошибся – так оно и вышло.