Королева викингов - Пол Андерсон

Ее труды и интриги, ее послания, которые зимой переправляли через бурные моря самые отчаянные моряки, успели пустить корни, и теперь ядовитое растение уже покрывалось листьями.

Она негромко рассмеялась. Пожалуй, больше всех ей следовало благодарить за свои успехи Хокона Воспитанника Ательстана. После его военного похода в прошлом году Харальд Датский стал с готовностью принимать новых союзников.

Флот прошел вдоль широких белых пляжей Скау, обогнул оконечность полуострова и двинулся вдоль его восточной стороны. Ветер сделался попутным, подняли паруса, и корабли набрали хороший ход. Той ночью путники стали лагерем на берегу. Сыновья Эйрика возражали против этого, уверяя, что вполне можно плыть и при лунном свете. Гуннхильд велела им успокоиться. Здесь они могли как следует подготовиться и предстать перед датским конунгом, как подобает достойным людям, а не похожими на выброшенных прибоем дохлых крыс. Что касается ее самой, думала Гуннхильд, то, похоже, она дождалась своего времени.

А к вечеру следующего дня корабли свернули в Вейле-фьорд и прошли мимо доков в самый его конец. Первым на землю соскочил брат Гуннхильд Ольв Корабельщик. Во главе столпившихся на причалах стражников стоял мужчина. Он был все еще строен, хотя в его рыжих волосах было полно седины, а борода напоминала снег, покрытый ржавчиной. Ольв сразу же подошел к нему; мужчины крепко обнялись. Гуннхильд узнала своего второго брата Эйвинда Хвастуна, которого не видела много лет.

Он приветствовал ее как почетную гостью и сразу же пообещал, что вскоре расскажет о своих великих делах и высоком положении. В этом он не изменился. Однако было ясно, что он доволен своим господином королем Харальдом, а тот, в свою очередь, доволен им. Он уже некоторое время находился здесь со своими людьми, поджидая Гуннхильд и ее спутников, и теперь должен был проводить их верхами за несколько миль в глубь суши, в Йеллинг, где находился король.

Берег полого поднимался к невысоким холмам; плодородная земля, на которой темнели распаханные поля, где уже пробивались первые робкие всходы, а дальше зеленели луга, перемежавшиеся с дубовыми и буковыми рощами. С северо-запада картину замыкала стена леса. Вдоль наезженной дороги стояли мирные деревни. Хокон Норвежский не рискнул забраться так далеко, в самое сердце вражеской державы. Солнце клонилось к закату и окрашивало траву и молодые листья золотом. Вернувшиеся домой грачи с громкими трескучими криками кружились черными стаями под бесформенными облаками. В воздухе, полном весенних ароматов, к которым время от времени примешивался запах дыма от жилья, почувствовалась прохлада.

Вокруг длинного дома в Йеллинге было столько построек, что королевское подворье больше походило на город. Над всем возвышались два огромных кургана. Один, заросший кустами и ранними цветами, был насыпан над могилой отца конунга Харальда короля Горма Старого. Мать короля, Тири, спала подле супруга. Всеми любимая, она организовала колоссальные работы по строительству укреплений, получивших название Датская стена, — земляных валов, глубоких рвов и палисадов, ограждавших страну с юга от постоянно угрожавших ей немцев. Второй курган был насыпан совсем недавно — его почва все еще не просохла — королем Харальдом в честь своих родителей.

Возможно, он стремился таким образом завоевать симпатии своего народа. Его старший брат Кнут был хорош собой, щедр, беспечен и любим всем народом. Он пал, пронзенный стрелой, когда братья совершали набег на Ирландию. Многие считали, что Горм, бывший уже глубоким стариком, умер от горя, узнав о случившемся. Вот так несколько лет назад Харальд получил власть.

Между курганами находилось святилище, рощица, под кронами которой совершались жертвоприношения богам. Однако Гуннхильд слышала, что и христианская вера была широко распространена в Дании, прежде всего в Южном Ютланде. Король Горм, хотя и был язычником, никогда не чинил препятствий миссионерам. Кроме того, немало датчан, уезжавших в другие страны, возвращались оттуда крещеными — хотя бы только для того, чтобы легче было торговать с тамошними жителями. В королевстве имелись церкви, священники и даже три епископа.

Дом Харальда ни величиной, ни роскошью нисколько не уступал ни одному из королевских домов Норвегии. Король сошел с возвышения, чтобы оказать сыновьям Эйрика и их родственникам самый сердечный прием, на какой был способен. Он был высок ростом, но очень пузат. Лицо было обрюзгшим, волосы — темными. Цветом зубов он действительно изрядно отличался от большинства людей — они были гнилыми, но крепко держались в деснах; один клык торчал из-под верхней губы и нависал над нижней. Гуннхильд слышала, что о нем говорили как о холодном, жадном и скупом человеке, хотя он был слишком хитер, чтобы доходить до скаредности. Его жена, тоже носившая имя Гуннхильд, была тихой женщиной, дочерью одного из тех малых королей, которых Горм заставил подчиниться себе. Королеве Норвегии, Йорка и Оркнейских островов она показалась скучной.

Харальд устроил пир в честь гостей, удобно расселил их и пообещал устроить еще один пир, по-настоящему большой, когда весть об их прибытии разойдется по округе. Но уже на следующий день он пригласил Гуннхильд Эзурардоттир в уединенную комнату на втором этаже для откровенного разговора.

— Если ты слишком устала от поездки, госпожа, то дело может и подождать, — сказал он. — Но, между нами говоря, хотя твои сыновья — короли по крови и станут королями, если, конечно, я смогу им помочь, они прислушиваются к твоей мудрости, и в этом проявляется их собственная мудрость.

Гуннхильд поняла, что он давно собирал сведения о ней и ее детях.

— Я благодарю тебя, мой господин. Ты очень добр.

— Думаю, что наши желания и намерения во многом сходятся. Можем ли мы здесь, наедине, говорить свободно?

Родственная душа, подумала Гуннхильд, ощущая внутренний трепет: И все же ей следовало объясняться осторожно, взвешивая каждое слово.

— Как будет угодно королю. Мы привезли тебе сильных мужей, законных наследников Харальда Прекрасноволосого и их воинов. Они с радостью будут мстить за те обиды, которые Хокон Воспитанник Ательстана причинил тебе, и даже за те, которые еще не причинил.

— Гм. — Харальд Синезубый погладил бороду. — А будет ли мне позволено узнать, как обстоят дела в тех местах, которые ты недавно покинула?

— Я была уверена, что королю обо всем известно. Мы породнились с семейством оркнейских ярлов. Уезжая, мы передали Торфинну Раскалывателю Черепов полную власть над всеми островами и отдали в его распоряжение все подати, которые выплачивают их жители. Так что он наш друг. Возможно, оркнейские мужи даже присоединятся к моим сыновьям в войне. Однако, если этого не случится, от них не будет никакой угрозы для тебя.

— Отлично, отлично… Твои сыновья — гм… — прекрасные молодые люди, пожалуй, самые прекрасные из всех, кого мне приходилось когда-либо встречать. Но даже среди них выделяется своими достоинствами — позволено ли будет мне говорить об этом? — Харальд, мой тезка. Если бы он был ребенком, я посадил бы его к себе на колено и усыновил бы. Впрочем, надо не откладывая позаботиться о том, чтобы наделить их всех землей и другими богатствами, коих было бы достаточно, чтобы достойно жить им самим и иметь в достатке все необходимое для ведения войны. — Харальд Синезубый наклонился вперед. Гуннхильд уловила даже его дыхание. — Ведь мы будем вместе воевать с этим врагом, не так ли, моя госпожа?