Федюнинский - Сергей Михеенков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дивизии 98-го корпуса — 281 — я и 381 — я — своими штурмовыми группами с севера и с востока продвигались навстречу 86-й дивизии.
Мне доложили, что особенно упорный бой разгорелся в полосе 281-й дивизии за опорный пункт Шпительхоф. Разобравшись в обстановке, я приказал его старинные каменные казармы и большой двор, где засели фашисты с танками и штурмовыми орудиями, разрушать комбинированным огневым ударом самых тяжелых наших артиллерийско-минометных систем, в том числе дивизиона 203-мм гаубиц большой мощности. Лавина огня буквально размесила шпительхофские казармы. Наши штурмовые группы ворвались в них, однако противник немедленно предпринял целую серию контратак. Его артиллерия, как и наша, встала на прямую наводку, и батареям 816-го артполка пришлось на всех участках боя вести огневые дуэли на расстоянии в 600–700 метров. И наши бойцы, и гитлеровские пехотинцы залегли друг против друга на расстоянии двух-трех перебежек, а над их головами выли снаряды противоборствующей артиллерии.
Батарея капитана Чугунова, известного в артполку своим остроумием и мастерством в боевом деле, дуэль выиграла, разбив несколько 75-мм и 105-мм немецких пушек. Из-за развалин, разворачивая башню и нащупывая батарейцев дулом длинной тяжелой пушки, выползал тяжелый танк. “Сержант Лобинцев! — приказал капитан Чугунов. — Сделать из ‘тигра’ теленка!” — “Есть сделать теленка!” — откликнулся Лобинцев.
Это была короткая, но жестокая дуэль. Рванул танковый снаряд, взвизгнули осколки, ударив по щиту и станинам орудия. Кровь потекла по лицам, кровь потекла по рукам. И Лобинцев, и наводчик ранены, но не ушли от орудия. Только пятый снаряд остановил “тигра”. Всё! Конец! Можно идти в медсанбат. Но пришлось героев нести на носилках. Оба были тяжело ранены. Овладев Шпительхофом, 281 — я видизия двинулась дальше вглубь Эльбинга».
С каждым часом, с каждым боем, с каждым днем кольцо наступающих ударных групп сжималось.
В ночь на 8 февраля в штабе армии донесения из дивизий ждали с особым нетерпением. Такого боя, такой упорной драки в тесноте городских улиц войска 2-й ударной армии еще не знали.
Накануне по приказу Федюнинского все бойцы, все артиллеристы ударных групп были проинструктированы, как не принять своих за чужих, и наоборот. Утром 10 февраля, когда шла зачистка последних городских кварталов, когда сгоняли в места сбора пленных и добивали в подвалах последних упорных одиночек, не желавших складывать оружие, произошел именно такой случай.
Один из огневых артиллерийских расчетов 86-й стрелковой дивизии замаскировал свое орудие напротив городского перекрестка. Комбат предупредил сержанта, командира расчета о том, что улицей, которую они контролируют, на перекресток вот-вот должны выйти подразделения 98-го корпуса с танками. Расчет дежурил. Курить отходили в развалины, по очереди. Вдали пылал пожар, но развалины, в которых замаскировались артиллеристы, огонь не освещал. Вскоре послышался гул моторов и лязг гусениц. Артиллеристы на всякий случай затаились. Чья там колонна проходит перекресток? Свои? Немцы? И только когда головной танк подошел на 10–15 метров и послышалась немецкая речь идущих пехотницев, сержант, поняв, кто перед ним, рявкнул артиллеристам: «На колеса!» Дюжина крепких рук тут же выкатила пушку из укрытия. Беглый огонь в упор! Колонна тут же рассыпалась, уцелевшие хлынули назад.
Только к полудню 10 февраля, когда сообщили о зачистке последних очагов сопротивления, Федюнинский вздохнул с облегчением. Это была трудная операция.
«Где это вы болтались, полковник? Почему бросили солдат?..»
В те дни армия сражалась не только в Эльбинге — бои шли по всему 120-километровому фронту. Немцы упорно пытались пробиться из Восточной Пруссии и из-под Данцига к Эльбингу. Южнее тоже шли бои с пытающимися прорваться за Вислу немецкими частями и целыми соединениями.
Однажды позвонили из штаба соседней 48-й армии: встречайте гостей, мы отбили, повернули к вам. Блуждающий «котел» уже обнаружила авиаразведка. Попытку прорыва пресекли стрелковые соединения корпуса генерала Фирсова и танкисты. В плен было взято до 20 тысяч солдат и офицеров. Пленен был целиком, со штабом и тылами, весь 392-й пехотный полк. Правда, командир полка полковник Ганс Клаузен с адъютантом еще сутки блуждал по лесу, пока его не задержал патруль.
О задержанном в лесу полковнике Федюнинскому сообщили по телефону в тот момент, когда он разговаривал с прибывшими из Москвы писателями Ильей Эренбургом и Михаилом Брагиным[79]. Писатели тут же упросили командующего разрешить им присутствовать на допросе.
Сцену допроса немецкого полковника генерал Федюнинский в своей мемуарной книге описал лаконично:
«— Это только случайность, что вам удалось захватить меня в плен, — гордо заявил он. Мой полк еще боеспособен и прорвется к Эльбингу. Мои солдаты геройски сражаются…
Такое нахальное заявление меня рассердило. Хлопнув ладонью по столу, я довольно невежливо сказал:
— Вы лжете, полковник!
Клаузен встал, вытянулся.
— Ваш полк еще вчера сдался, — продолжал я. — Где это вы болтались, полковник? Почему бросили солдат? Шкуру свою захотелось спасти?
Эренбург молча улыбался, покусывая мундштук трубки. Брагин что-то записывал в своем блокноте.
Самоуверенность слетела с Ганса Клаузена. Он побледнел и как-то сразу ссутулился.
— Прикажите, чтобы построили Триста девяносто второй немецкий пехотный полк, включая артиллерию и обозы, — сказал я начальнику разведки. — А вы, господин полковник, лично поведете своих людей в тыловой лагерь.
Клаузен побледнел, энергично затряс головой.
— Нет, господин генерал, не могу… Я офицер германской армии, — забормотал он.
Но я не отменил решения, и пленный немецкий полковник, низко опустив голову, нетвердыми шагами вышел из кабинета.
Впоследствии об этом эпизоде рассказал Михаил Брагин в книге “От Москвы до Берлина”, вышедшей в 1948 году.
Полковник Клаузен, конечно, лицемерил, когда говорил о высокой боеспособности своего полка. Моральный дух немецко-фашистских войск, попавших в полуокружение в Восточной Пруссии, сильно пошатнулся. Гитлеровские солдаты начали понимать, что фашистская Германия безнадежно проиграла войну, а для них в создавшейся обстановке самое лучшее — сдаться в плен. И они сдавались в одиночку и группами. Порой доходило до смешного.
Командир отделения 588-го стрелкового полка 142-й дивизии сержант Платонов, возвращаясь в роту с КП батальона, заблудился и попал в засаду. Около тридцати гитлеровцев окружили сержанта, схватили его и обезоружили.