Тень доктора Кречмера - Наталья Миронова

Андрейка привязался к «дяде Коле» и бегал за ним хвостиком. Вера изобрела для них общее имя: Никандр. Так и звала: «Никандр, обедать!» Им ужасно нравилось.

Ее опять настиг токсикоз, но на этот раз все прошло как-то легче. Правда, Вера, боясь повредить ребенку, категорически отказалась принимать лекарства, но взяла отпуск, много гуляла, лежала, отдыхала днем. Вообще эта и та беременность были как небо и земля. Николай не мог надышаться на нее, не ходил — парил в воздухе, а Веру готов был целый день носить на руках.

Сама Вера тоже изменилась. У нее наладился сон — впервые с тех пор, как она себя помнила. Ее перестали мучить кошмары. Спать в одной постели с Николаем… Это было неописуемо. Ее тело словно само знало, что рядом с ним ей ничто не грозит. Они занимались любовью, а потом, успокоившись, насытившись, согревшись, она засыпала, со всех сторон окруженная его теплом, его любовью, а он обнимал ее сзади, и она чувствовала его близость даже во сне. Его тело было послушным и гибким: если ей хотелось повернуться на другой бок, он поворачивался вместе с ней, снова обнимал ее сзади, и она опять спокойно засыпала. Тень доктора Кречмера словно испарилась куда-то.

Как только позволил срок, они узнали по ультразвуку, что на сей раз обойдется без черепашьего хвостика. Девочка — как на заказ. С Андрейкой Николай провел «мужской разговор».

— Скоро у тебя будет сестренка. Но запомни: ты мой любимый Андрюша. Всегда был и всегда будешь. Лучший парень на свете. А сестренку надо беречь и защищать. Ты же у нас Андрей! Это значит «мужчина». То есть защитник.

Мальчик внимательно выслушал его и вдруг спросил:

— А можно я буду называть тебя папой?

Николай крепко обнял сына, чтобы тот не видел его слез. Больше всего на свете ему хотелось крикнуть: «Я и есть твой папа!» Но как объяснить ребенку, что они с мамой расстались на долгие двенадцать лет? И все по его вине. Он поклялся себе, что расскажет всю правду позже, когда сыну будет шестнадцать… нет, это трудный возраст, подумал он, лучше пусть будет восемнадцать. Или двадцать один. Английский возраст совершеннолетия.

Николай тут же устыдился своих трусливых мыслей.

— Ты мой сын, — сказал он. — Я очень любил твою маму. Любил и люблю. И у нас уже был ты, только я этого еще не знал. И мама не знала. Ты был очень маленький, вот как твоя сестренка сейчас, даже еще меньше. Но тут приехала твоя тетя, мамина сестра, и разлучила нас с мамой… Ты «Три мушкетера» читал?

Андрейка с важностью кивнул.

— Помнишь, там была миледи? Она использовала людей. Разлучила д’Артаньяна с мадам Бонасье… — Тут Николай вспомнил, как именно миледи разлучила д’Артаньяна с мадам Бонасье, и решил привести другой пример, попроще. — Или вспомни «Золушку». Ты же видел фильм «Золушка»? Вот и у нас так получилось. Злая старшая сестра тоже хотела выйти замуж за принца. Я, конечно, не принц, — горько усмехнулся Николай. — Но, в общем, у нас все вышло, как в этой сказке. Мы с мамой расстались а потом снова встретились, и она меня простила. А ты простишь меня? — спросил он.

Ему было совестно нагружать сына своей виной, да еще в такой трудный момент, но Андрейка воспринял его рассказ на удивление просто.

— Это здорово, что ты вернулся… А почему мама говорила, что ты умер?

— Она считала, что я умер. Для нее я умер, когда пришла та злая тетя.

— А ты правда мой папа? Самый-самый настоящий? По-всамделишному?

— По-всамделишному, — с улыбкой подтвердил Николай. — Самый-пресамый. Можешь не сомневаться.

Но Андрейку что-то мучило.

— Вот наша бабушка — мамина неродная мама… Я точно знаю. Я маму зову мамой, а мама бабушку — по имени-отчеству. Мама мне сама говорила, что наша бабушка — это тети-Зинина тетя, а мама с тетей Зиной — просто подруги.

— Ну и что? Все равно она твоя бабушка. Она маму любит, в тебе души не чает… Но у нас с тобой все по-другому. Я твой родной папа. Железно. Смотри, как мы похожи. — Он подвел сына к зеркалу. — Давай я покажу тебе свои фотографии. Там мы еще больше похожи. Когда мне было столько, сколько тебе сейчас… Вот увидишь: как будто это тебя снимали.

— А почему ты сразу не сказал?

— Я не мог. Мама просила тебе не говорить. Она не знала, как ты это воспримешь.

— А та тетя больше не придет? — ревниво спросил Андрейка.

— Нет, она больше не придет. — Николай облегченно рассмеялся. — Вот уж о чем, о чем, а об этом точно можешь не беспокоиться. Я больше никуда не уйду. Здесь с тобой жить буду. И с мамой, и с бабушкой, и с сестренкой твоей. Только маме не говори, что я рассказал тебе про ту тетю, хорошо? Пусть это будет наш мужской секрет.

Когда пришла пора отправляться в роддом. Николай проделал все, что положено молодому отцу: нервничал, психовал, метался по приемной, томился под окнами, донимал персонал бесконечными вопросами. Отказался только присутствовать при родах, хотя ему предложили. Вера тоже сказала, что не нужно, и акушерка одобрительно кивнула.

— Вот и слава бету. А то иной папаша захочет поучаствовать да и хлопнется в обморок в самый ответственный момент. Сколько раз бывало! Так мы — нет чтоб роженицей заниматься! — вокруг него пляшем, в чувство приводим. Предложить я обязана, но… не нравится мне эта новая мода. Не мужское это дело, — добавила она со вздохом и выразительно закатила глаза.

На этот раз Вера рожала не в обычном роддоме, а в дорогой частной клинике, где над ней трудилась бригада врачей. Роды прошли благополучно, и на следующий день Николая допустили к ней в палату. Вера, все еще бледная и усталая, улыбнулась ему.

— Ну что, ты всех там замучил?

— Я сам измучился! Как ты? — Он наклонился и поцеловал ее.

— Нормально. Сейчас принесут нашу дочку.

И действительно, дверь открылась, и медсестра вкатила каталку с белым свертком, из которого выглядывало сморщенное красное личико. Вера бережно взяла сверток.

— И почему у всех младенцев такой недовольный вид? — спросил Николай, склоняясь над ней.

— А как же! Им было так уютно у мамы в животике, а их потревожили, заставили вылезти наружу, все вокруг незнакомое, непонятное… Да, маленькая? — с улыбкой спросила она у малышки.

Девочка раскрыла беззубый ротик и яростно заревела.

— Вот видишь, она со мной согласна.

Вера дала девочке грудь, и крик смолк, как по волшебству.

— Я понимаю, что это инстинкт, — заметил Николай, — и все-таки поражаюсь: откуда они вот так сразу знают, что надо делать?

— Сам же сказал, инстинкт. «Сосательный» называется. Здесь другого не требуется. Но вообще-то они очень умные. Нет никого на свете умнее новорожденных. На них обрушивается сразу столько информации, что никакой компьютер пятого поколения не справится. А они справляются. — Вера нежно коснулась губами лобика девочки.