Долгий путь домой - Луиз Пенни

– Но…

– Давай. На кону, может быть, человеческие жизни. Мы не знаем, что происходит, и не имеем права вмешиваться. Арман сказал, чтобы мы его ждали.

– Я не могу.

– Ты должна. Это его работа. Их общая работа. Не мешай им.

Их кофе остыл, а воздушный лимонный пирог остался нетронутым.

– Как ты думаешь, они нашли Питера? – спросила Клара.

– Надеюсь.

Мирна выглянула в окно, не в силах представить, что происходит за стенами столовой. Где еще могут они искать его? Где еще он может прятаться?

– Неужели муза живет здесь? – спросила Клара. Спросила у Шартрана.

– Почему вы спрашиваете меня?

– Потому что вы уже бывали здесь.

– Нет, не бывал.

– Вы уверены? – Клара не сводила с него глаз и не отпускала его взгляд.

– Я в жизни здесь не был, – сказал Шартран. – Но я рад, что оказался здесь сейчас.

– Почему? – спросила Клара.

Он слабо улыбнулся, встал и вышел. Они видели его в окне столовой – он стоял, засунув руки в карманы и подняв воротник от ветра. Стоял ссутулившись, глядя на воду.

Клара крепко сжала руки под столом. Сколько ей еще ждать? Сколько она еще выдержит? Она взглянула на часы на стене. Время они показывали, но ей это не помогло. Часы здесь не имели смысла.

Здесь время измерялось другими единицами.

Судя по часам, они провели в столовой три четверти часа, но Клара знала, что на самом деле прошла вечность.

– Зачем вы приехали сюда? – спросил Гамаш.

– Чтобы найти десятую музу? – спросил Бовуар.

– Так вы знаете про музу? – спросил Питер и, не дождавшись ответа, продолжил: – Нет, я приехал сказать Норману, какое он говно. Я вспомнил обо всем, когда посетил профессора Мэсси в колледже. Я всегда жалел, что не сказал Норману, какой вред он нанес.

– Своим «Салоном отверженных»? – спросил Гамаш.

– Да. Он обидел Клару, но тогда я ему ничего не сказал. Уезжая из Трех Сосен, я понятия не имел, как она будет относиться ко мне по возвращении. Я подозревал, что она вообще захочет разорвать наш брак, и не мог ее в этом винить. Но я хотел сделать для нее что-нибудь особенное. Подарок. Я думал, думал и понял, что всю нашу совместную жизнь оставался трусом. Ни разу не защитил ни ее, ни ее искусство. Позволял всем критиковать и умалять ее работы. И даже сам стал это делать, когда увидел, какой она блестящий художник. Я пытался ее уничтожить, Арман.

Он посмотрел на свои руки, словно на них осталась кровь. Пустой взгляд грешной души.

– Когда профессор Мэсси упомянул Нормана, я вспомнил «Салон отверженных» и понял, что могу подарить ей, – сказал Питер, снова подняв глаза. – Мои извинения. И не только слова, но и поступок. Даже если бы мне пришлось отправиться в ад, я бы нашел профессора Нормана и сказал ему, что о нем думаю. Только после этого я смог бы вернуться. И заглянуть ей в глаза.

– Принеся голову профессора Нормана? – спросил Гамаш.

– Фигурально выражаясь, да.

Заметив, что Гамаш пристально смотрит на него, Питер побледнел.

– Неужели вы все еще думаете… – Он махнул рукой в сторону кровати.

– Продолжайте, – сказал Гамаш, не сводя глаз с Питера.

– Я отправился в Бэ-Сен-Поль и там узнал, что последнюю почтовую отправку Норман сделал несколько лет назад. Его не оказалось в городке, но я увидел там такую красоту и покой, а перед этим столько месяцев провел в дороге, что решил снять домик и перевести дыхание. Только там я вспомнил картины в доме моей матери. Те, на которые я мог смотреть часами. Желая оказаться в тех пейзажах. Картины Кларенса Ганьона. Он писал их в Бэ-Сен-Поле. И тогда я нашел Галерею Ганьона. Я проводил там часы, разглядывая его творения.

– Зачем? – спросил Бовуар.

– Вы их видели? – спросил Питер.

Бовуар кивнул.

– Какие чувства они у вас вызывали?

– Тоску по дому, – не задумываясь, ответил Жан Ги.

Питер кивнул:

– Они стали для меня как бы окном в Три Сосны. К Кларе и к тому, что я имел. И потерял. Поначалу я испытывал неописуемую печаль. Но чем больше я смотрел, тем спокойнее становился. Они дали мне что-то вроде устоявшегося счастья. Надежду.

– Губы, – сказал Гамаш.

Питер взглянул на него с улыбкой:

– Да, именно тогда я написал губы.

– Как вы узнали, что Ноу Ман живет здесь? – спросил Бовуар.

– От Люка Вашона. Он поддерживал связь с профессором Норманом.

– Он когда-то был членом художественной колонии, основанной профессором Норманом, – сказал Бовуар.

Питер кивнул:

– «Основанной», вероятно, не совсем точное слово. Колония словно сама выросла вокруг него. Люди к нему потянулись. Потому что он обладал неким знанием.

– Знанием чего? – спросил Бовуар.

– Что есть некая десятая муза и он знает, как ее найти, – ответил Питер.

А потом неожиданно рассмеялся. Издал насмешливый, неприятный звук.

– Вы считаете это ерундой, – сказал Бовуар.

– Я думаю, мне не нужно было тащиться на край света, чтобы понять такую простую истину, – проговорил Питер. – Она была со мной. Лежала подле меня в постели. Гуляла в саду. Работала в мастерской рядом с моей. Сидела на соседнем стуле. Я приехал сюда в поисках того, что уже имел.

– Вы приехали, чтобы сказать профессору Норману, что о нем думаете, – напомнил ему Гамаш.

– Верно. А приехав, увидел, что Норман очень болен. Это было месяца два назад. Он умирал в одиночестве.

Только теперь Питер перешагнул через порог одной ногой.

– Вы сказали ему, что думаете? – спросил Бовуар.

– Нет. Тут царил такой хаос. Поэтому я решил сначала навести порядок. Подумал, что скажу после. Но потом я понял, что он уже некоторое время не ел. И я купил продукты и приготовил для него еду. Повар из меня не ахти какой, но я поджарил яичницу и тосты. Питательная и легкая пища.

– А потом вы ему сказали? – спросил Бовуар.

– Нет. Его одежда и постельное белье не стирались месяцами. Я отнес их в прачечную самообслуживания в Табакене и постирал.

Бовуар перестал задавать вопросы и просто слушал.

– Теперь у него имелась чистая одежда и постельное белье, – рассказывал Питер. – Но он много дней не мылся. Слишком ослаб. – Питер глубоко вздохнул. – И я искупал его. Налил воду в ванну, добавил туда розовую воду и лаванду. И еще немного экстракта лилии. Все, что удалось найти. – Питер улыбнулся. – Вероятно, переборщил. – Он взглянул на тело на кровати. – Я поднял его и отнес в ванну. И вымыл. Пахло как у нас в саду в Трех Соснах.