Страх. Почему мы неправильно оцениваем риски, живя в самое безопасное время в истории - Дэн Гарднер

К сожалению, средства на ведение контртеррористической деятельности никогда не расходовали, руководствуясь этой точкой зрения, и остается только догадываться, каким был бы результат подобного анализа. Несомненно, угроза терроризма реальна. И хотя угроза катастрофического сценария гораздо ниже, чем ее обычно представляют, она все-таки тоже реальна. Кроме того, логично предположить, что если бы правительства не предпринимали никаких мер по борьбе с терроризмом, эта угроза была бы более серьезной, а число жертв гораздо выше. Так что не вызывает сомнений, что анализ экономической эффективности затрат в целом оправдал бы расходование средств на борьбу с терроризмом, но объем этого финансирования вряд ли остался бы прежним.

Только в США есть длинный список альтернативного расходования этих средств. Например, почти у 14% американцев нет медицинской страховки. Это 41 миллион человек. У 9% американских детей – 6,5 миллиона – нет медицинской страховки. В 2004 году Институт медицины США опубликовал отчет, в котором говорилось, что отсутствие медицинской страховки «ежегодно приводит к 18 тысячам смертельных случаев, которых можно было бы избежать». Это число в шесть раз превышает количество жертв теракта 11 сентября. Что касается финансовых издержек, то, по данным комитета Института медицины, из-за отсутствия у части населения медицинской страховки экономика США ежегодно теряет от 60 до 130 миллиардов долларов.

Еще одно сравнение: по данным Центра по контролю и профилактике заболеваний США, «сотни тысяч» человек ежегодно умирают, потому что «менее чем половине американцев доступны услуги по профилактике».

Объем расходов на обеспечение медицинской страховкой всех американцев и расширение доступа к профилактическим услугам зависят от множества деталей. Но это очень большая сумма, которая может достигать десятков миллиардов долларов в год. Однако, учитывая число потенциально спасенных жизней и эффект для экономики США, можно предположить, что экономическая рентабельность от реализации мер в любом из этих двух направлений была бы гораздо выше, чем от контртеррористической деятельности.

Если подойти к вопросу глобально, можно найти еще больше поводов усомниться в рациональности расходования средств на борьбу с терроризмом. Ежегодно от кори умирает почти 300 тысяч детей, притом что стоимость вакцины составляет 16 центов за дозу. Более 1,6 миллиона человек умирают от диареи, которую можно и излечить, и предупредить. В 1988 году из-за полиомиелита парализованными оказывались тысяча детей в день. Благодаря кампании стоимостью три миллиарда долларов вирус удалось практически полностью уничтожить к 2003 году. К сожалению, когда средства закончились, эта болезнь вновь вспыхнула в 27 странах.

В 2004 году датский политолог Бьорн Ломберг пригласил экспертов со всего мира обсудить, с какими глобальными угрозами можно справиться с наибольшей экономической эффективностью. К сожалению, в списке не было угрозы терроризма, но он содержал многие другие важные вопросы, которые были проанализированы и ранжированы в порядке приоритетности. Список возглавила проблема ВИЧ/СПИД. «За 27 миллиардов долларов можно было бы предотвратить около 28 миллионов случаев заболевания. Экономическая выгода от этой меры превысила бы расходы на нее в 40 раз», – писал Ломберг.

Одно из первых мест заняла проблема малярии. Ежегодно эта болезнь убивает почти миллион человек, преимущественно африканских детей. Ущерб от нее для экономик африканских стран составляет 12 миллиардов долларов в год. Известный экономист Джеффри Сакс подсчитал, что контроль над малярией обошелся бы в сумму от двух до трех миллиардов долларов в год. То есть перед нами реальный пример, как можно было спасти миллионы человеческих жизней и сэкономить миллиарды долларов. К сожалению, денег на это не нашлось. В 2007 году Организация Объединенных Наций выделила всего 220 миллионов долларов на борьбу с малярией в Африке. Всемирный банк обещал выделить от 500 миллионов до одного миллиарда долларов в течение пяти лет. Так что малярия, вероятнее всего, продолжит ежегодно убивать в 67 раз больше человек, чем убили террористы за последние сорок лет.

Все это крайне неэффективно и результат «нерационального страха», о котором предупреждал нас Франклин Рузвельт в 1933 году, в период, когда экономический порядок разваливался на части, а вслед за ним грозил рухнуть и политический строй. Этот исторический период был гораздо более мрачным, чем современное положение дел, и все же Рузвельт сохранял спокойствие. «Наша великая нация справится с этим, вернется к жизни и будет процветать, – заявил он в своей инаугурационной речи, – если мы не позволим, чтобы нашими мыслями и действиями управлял безымянный, нерациональный, неоправданный страх».

Словом и делом Рузвельт не допустил, чтобы Америка поддалась разрушающему страху. Он оставил страну более сильной и уверенной. Словом и делом последователь Рузвельта в Овальном кабинете добился прямо противоположного и оставил страну ослабленной и напуганной.

В Центральном Онтарио, неподалеку от места, где живут мои родители, есть небольшое кладбище с проржавевшими коваными оградами и покореженными от времени надгробными плитами: им уже много десятилетий, зимние стужи и весенние оттепели их не пощадили. Когда-то здесь были фермы. Первые поселенцы начали осваивать эти земли в конце XIX века. Они вырубили деревья, выкорчевали пни, приложили нечеловеческие усилия – и все для того, чтобы выяснить, что их новые угодья – всего лишь тонкой слой почвы на голом граните Канадского щита[43]. Большинство ферм продержались поколение или два, а потом их бросили зарастать деревьями. Сегодня остались одни кладбища.

Первые поселенцы не были состоятельными людьми, но всегда покупали самые большие надгробные плиты, какие могли себе позволить. Они хотели, чтобы после их смерти осталась хоть какая-то память о них. Они знали, как легко может прерваться их существование. А надгробные плиты простоят еще долгое время. «Дети Джеймса и Дженни Морден» – гласит надпись на одной из плит. Она почти 1,8 метра в высоту. Как следует из надписи, первым умер Чарльз Морден. Ему было четыре года и девять месяцев.

Зима 1902 года. Малыш, скорее всего, пожаловался на боль в горле. Он выглядел уставшим, и матери показалось, что его лоб чуть горячее обычного. Прошел день или два, Чарльз лежал в постели и вдруг стал белее простыни. У него участилось сердцебиение. Поднялся жар, открылась рвота. Горло опухло так, что каждый вдох давался с трудом. Голова неподвижно лежала на пропитанной потом подушке. Его мать Дженни, скорее всего, знала, что за болезнь мучает ее маленького сына, но так как лекарства от нее не было, она не могла даже осмелиться произнести ее название.

Затем начал плакать Эрл, младший брат Чарльза. Он жаловался на боль в горле. И был очень горячим. Альберт, самый старший из мальчиков, тоже чувствовал себя очень уставшим. И у него тоже болело горло.