Держава богов - Н. К. Джемисин

Ну что, спрашивается, я мог сделать? Эн жарко запульсировала у меня на груди. Я схватил было ее, но вспомнил: сила Эн была моей силой. Когда я был могуществен, то же относилось и к ней. Но я теперь всего лишь смертный. Если я использую Эн… Если пущу в ход остатки ее силы…

Нет уж. Свою старейшую подругу я убивать не буду. Не тот случай. И не позволю погибнуть своим новым друзьям. Даже если одна из них меня предала. Проклятье! С магией или без нее, но я оставался богом. Я все еще был капризным ветром, пусть и запертым внутри умирающей плоти. И не мне бояться какого-то там смертного, пусть даже наделенного мощью!

Словом, я оскалился и захлестал себя по бокам отсутствующим хвостом. Испустил боевой клич и ринулся по ступеням наперерез алому чудовищу.

Мой боевой клич прозвучал на изначальном языке, это был приказ. Другое дело, я не очень-то ожидал, что нападавший его послушается. Однако, к моему полному изумлению, носитель алой маски остановился и повернулся ко мне.

Его маска была прекрасной и жуткой. Канавки и краска были подобны рекам, загаженным кровью, а странно угловатые глаза напоминали о горбах гор. Стилизованный рот обозначал губы и зубы, а между ними зиял темный провал, сквозь который не различалась человеческая кожа. Этот рот кривился в беззвучном вопле запредельного отчаяния. «Убийца», – шепнули мне резные черты, и я вдруг подумал обо всех злодеяниях, которые совершил во время Войны богов. И о тех, что совершил уже после – иные по приказу Арамери, иные из-за собственной ярости и жестокости. Я забыл, зачем бежал. Все ушло, осталась лишь сокрушительная вина. Я споткнулся и замер.

Потом меня тряхнуло. Грудь сдавило, и пришла боль. Я моргнул, посмотрел вниз и увидел, что мужчина использовал свою руку как меч. И вогнал ее в мое тело до самого запястья, попав под нижние ребра.

Я еще смотрел на нее, когда ко мне подоспел Декарта. Он схватил меня за плечо и заговорил без слов, сделав головой широкое разящее движение. Из его горла рванулись сила и звук – рев отрицания, питаемый живой силой его кожи, крови, костей. Не у всякого бога получилось бы так здорово! Когда его магия поразила алую маску, я увидел, как она отменила ее действие. Послышался тихий треск, маска развалилась пополам, а в следующий миг человека под ней унесло футов на пятьдесят прочь, швырнув в разбегающуюся толпу. Я даже толком не увидел, куда тот приземлился, потому что как раз в тот момент магия Деки ударила по ступеням Зала и те взорвались фонтаном искрящихся брызг.

Его магический выброс просто не мог быть прицельным. Стражники и солдаты с воплями полетели в стороны, а с ними и враги. В этом хаосе я увидел еще одного человека в белой маске, которого не заметил прежде. Он вбежал в вихрь каменной крошки и опрокинулся навзничь. Но, когда осыпался мусор и начала оседать пыль, он зашевелился и сел.

Передо мной, окруженная тенями, возникла Неммер. Я заметил, как от вида моей раны у нее округлились глаза. Позади нее свалившийся было человек в белой маске поднялся и бросился вверх, с богоподобной легкостью перепрыгивая через завалы мусора, созданные Декой. У меня не хватало дыхания говорить, и я напряг волю, силясь предупредить Неммер. К моему изумлению, она, похоже, услышала. Во всяком случае, обернулась и перехватила нападавшего, когда тот уже изготовился для удара.

Ну а я непонятно как оказался у Деки на руках, и он понес меня, как ребенка: топ-топ-топ-топ! Как здорово, что он удался куда крупнее телом, чем я. Он взбежал по ступеням к остальным Арамери, которые только теперь – наконец-то! – заторопились к ближайшей лестнице из день-камня и вратам на ее верхней площадке. Лежа у Деки на руках, я все пытался крикнуть, чтобы они убирались быстрее, но не мог поднять головы. Как странно… Я чувствовал себя, как в первый день в теле смертного, когда Шахар вызвала меня в это царство в облике кота. Точно так же я ощущал себя и в другой день, на две тысячи лет раньше, когда Итемпас низверг меня, закованного в тюрьму плоти, и вручил мой поводок женщине, одной из дочерей первой Шахар, и та разрывалась между ужасом и восторгом по поводу доставшегося могущества…

А потом мы достигли вершины лестницы, и мир вокруг нас расплылся. И этого я уже не выдержал – уплыл куда-то на волнах небытия.

Я вижу нечто такое, чего мне видеть не полагалось.

Я вижу так, как видят мир боги, то есть вбираю его целиком. И не имеет значения, есть ли при этом у нас глаза, чтобы узреть его, уши, чтобы услышать, и имеется ли вообще какое-то тело. Я знаю о событиях просто потому, что они происходят. Так вот, то, что я вижу, не относится к делам смертных, и оно не должно было бы происходить, пока я нахожусь в этом царстве, но, полагаю, тем самым подтверждается, что я еще не до конца сделался смертным.

Мы достигли Неба. На переднем дворе полный беспорядок. Капитан стражи кричит во все горло, указывая рукой на группку людей, прошедших вместе с нами через ворота. Куда-то бегут писцы и солдаты. Последние берут ворота в стальное кольцо на случай, если прорвутся нападавшие в масках. Писцы несут кисточки и чернильницы, чтобы запечатать ворота, пока не дошло до беды. По ходу дела Гнев и Рамина пытаются увести Ремат во дворец, но она стряхивает их руки.

«Я не стану прятаться в собственном доме!» – заявляет она, и стражники с писцами готовятся оборонять ее ценой собственных жизней.

Пока все кругом мечутся и кричат, я корчусь на руках у Деки. Я умираю. В смысле, умираю быстро, вместо десятилетий старческого угасания, которые светили мне до сих пор. Человек в алой маске проделал обширную дыру во многих органах моего тела и раскрошил часть позвоночника. Даже если я каким-то образом выживу, что маловероятно, ходить я точно уже никогда не смогу. Тем не менее сердце еще стучит, в извилинах мозга еще загораются искры, и, пока это длится, моя душа продолжает цепляться за якорь плоти.

Меня радует, что все произошло именно так. Я умер, защищая тех, кто был мне небезразличен. Умер, стоя лицом к врагу, умер, как бог.

Дека унес меня прочь от Вертикальных Врат, туда, где сияет незапятнанный день-камень переднего двора Неба. Здесь он падает на колени, он требует, чтобы кто-нибудь меня подержал, он сумеет меня спасти, если ему помогут, так помогите же, проклятье, помогите…

На зов брата подбегает Шахар. Она опускается на колени по другую сторону от меня, и все долгожданное воссоединение брата с сестрой сводится к быстрому обмену испуганными взглядами над кровавым месивом моего вспоротого живота.

«Расстегни на нем одежду», – требует Дека, хотя Шахар – наследница мира, а он – никто, просто необычный слуга. (Я вижу свое тело со стороны, оно беспомощно и бесполезно. Глаза закатились, челюсть вяло отвисла: неприглядное зрелище. Да уж, бог…) Шахар пытается завернуть на мне рубашку. Сперва она хочет ее разорвать, думая, что так меньше потревожит рану, но дешевая ткань оказывается на удивление прочной. Пока она возится, Дека извлекает откуда-то квадратик бумаги и кисточку, прикрытую колпачком. Уж где писцы держат на себе подобные вещи, ума не приложу. Дека быстро набрасывает знак, означающий удержание. Он хочет удержать кровь в моих жилах и остановить растекание нечистот, уже начавших отравлять мое тело. Это даст ему время начертать новые сигилы, и те, если повезет, меня исцелят. (Неужели он нанес на свое тело лишь средства для магического нападения? Вот дурачок…)