Елена Рерих. Путь к Посвящению - Наталья Ковалева

Порыв, стремление, мятежные поиски Истины, желание раскрыть самые сокровенные тайны бытия, готовность к любым испытаниям, бесстрашие и твердость в достижении поставленных целей – такова была сущность Елены Рерих. И это вечное духовное горение, эта внутренняя пассионарность непостижимым образом сочетались в ней с неповторимой нежностью и материнской любовью ко всем, с бесконечным терпением, которым, вероятно, обладают только женщины; с великой самоотверженностью и готовностью принять на себя чужую боль…

Чем больше Зинаида общалась с Еленой Ивановной, тем больше удивлялась богатству души и художественной одаренности этой женщины. Она, несомненно, оказывала большое влияние на творчество своего мужа не только как муза-вдохновительница, но и как первый и, пожалуй, самый строгий художественный критик.

«Это дивная женщина, – писала З. Лихтман. – Она – вдохновение Н.К. Он без нее картину не напишет, всегда просит ее выбрать ему место, где писать, и запоминать увиденные краски. Если место или выбранный им сюжет не понравится ей, он там ни за что писать не будет. М.М. ей говорил: “Учи мужа писать картины. Твой вкус – Мой вкус”» [787] .

Интуитивное чувство цвета было свойственно Елене Рерих с детства; в дневнике Зинаида отмечала, что не только муж, но и – в ее раннем детстве – отец оценили ее необыкновенный художественный вкус, и отец-архитектор всерьез просил маленькую дочь помогать ему выбирать краски для эскизов.

Николай Константинович и сам подтверждал, что мнение Елены Ивановны о его картинах было для него исключительно важным. Он писал, что каждое произведение должно иметь два имени – мужское и женское, тем самым давая понять, что любимая жена играла огромную роль в его творчестве.

Позднее личный секретарь Николая Константиновича Владимир Шибаев, живший вместе с Рерихами в Индии, отметил в своих воспоминаниях ту огромную роль, которую Елена Ивановна играла в творчестве Н.К. Рериха.

«О той громадной роли, которую играла Елена Ивановна в жизни, делах и достижениях Николая Константиновича, следовало бы написать отдельную монографию, и я уверен, что ко времени она будет написана, – писал В.А. Шибаев. – Во всех отношениях она была “Ведущей”, как Н.К. это изобразил на нескольких своих полотнах. Как часто, работая в своей комнате, видел я Н.К. пишущим новую картину в своей мастерской; видел, как он отходил на пару шагов, стоял, что-то обдумывал, а затем шел наверх позвать Е.И. посмотреть новое произведение и посоветоваться с ней. Н.К. высоко ценил и принимал малейшие ее советы» [788] .

Зинаида Григорьевна также отметила, что Елена Ивановна была одарена удивительно развитым воображением – настоящим воображением художника. «У Е.И. поразительное воображение, она видит целые картины в облаках и так сообщает о них другим, что и все начинают их видеть. Благодаря ей мы видели и замки, и горы, и две широкие дороги, ведущие в дальний город, и высокую фигуру в остроконечной шапке, а потом два солнца. Мы наслаждались всем этим.

Е.И. учит всех наблюдать цвета на камнях: серые, лиловые, розовые – у нее учишься видеть природу в красках» [789] .

Елена Ивановна признавалась Зинаиде, что любовь к музыке и живописи была у нее столь сильной, что она могла бы сделать искусство своей основной профессией. Но ей не дано было стать ни музыкантом, ни художницей, и она понимала, почему. Если бы искусство стало ее профессией, то, будучи цельной, увлеченной натурой, она полностью отдалась бы только ему и не состоялась бы – в требуемой мере – как мать двух талантливых сыновей и как верная помощница своего мужа, не говоря уже о более глубокой духовной миссии, доверенной ей Учителем М.

Не ускользнули от внимания молодой сотрудницы Рерихов и необыкновенно теплые, душевные отношения между знаменитым художником и его женой. «На прогулке они всегда держат друг друга за руку. Так прекрасно [они] любят друг друга, такая нежность в обращении, такая чуткость в понимании и столько преданности во взгляде, когда смотрят друг на друга. Более прекрасной и гармоничной любви между мужем и женой я не видела» [790] .

Об отношении Николая Константиновича к жене-вдохновительнице Зинаида Григорьевна писала: «Е.И. он обожает, прямо молится на нее, она для него всё – весь мир. Между ними полная гармония, хотя они совершенно противоположны» [791] .

Противоположность эту Зинаида видела в чертах характера Елены и Николая Рерихов. Несмотря на удивительную духовную гармонию, супруги имели разные темпераменты, что обусловливало и неодинаковое – в эмоциональном выражении – отношение к философским вопросам бытия.

«Какая это дивная, но бурная душа, все мечется и все ищет – отмечала в дневнике Зинаида. – Все время старается разрешить тайны мироздания – сливается ли душа совершенная в Высшей Гармонии Духа или же продолжает свою эволюцию все дальше? Наше ли личное “я” все предчувствует или, как это говорят, Высшее Сознание или Голос Мастера? Где разница между инстинктом и духом? Как часто инстинкт бывает и высокого порыва, и когда он таковой – голос ли он духа или же только инстинкт? Потом Е.И. все думает, будет ли полная красота в будущих проявлениях их жизни, сообразно с обещаниями Мастера, или же она разочаруется? Она очень боится разочароваться в красоте проявления творческой силы. Верит в красоту ее и боится, что не всегда красота будет полной.

Е.И. жаждет высшего знания и стремится к нему. Не знает, чему еще научится за этот год в Нью-Йорке, мечтает о поездке в Индию и “надеется, что она ее удовлетворит”. Богатая, тонкая душа! Все эти переживания заставляют ее глубоко страдать. Она прямо умиляется и поражается спокойствию и непоколебимости Н.К., который верит и знает, что все случится как надо и в положенное время. Какие оба – огромные личности и какая разница между ними и в то же время полная гармония» [792] .

Сеансы на Монхигане

24 июля к Рерихам на несколько дней приехали супруги Хорши и Ф. Грант, чтобы поговорить о делах. Как отметила З. Лихтман, все члены внутреннего круга вместе с Хоршами провели пять часов за обсуждением наиболее важных дел. Хорши решили спонсировать часть затрат, связанных с развитием школы. Они сказали, что готовы дать деньги для школы и для «Корона Мунди». Как писала Зинаида Григорьевна, «нас теперь семь человек. М.М. уже давно сказал нам про семерых» [793] .

В июле была решена судьба картин Н.К. Рериха, составивших первую выставку «Корона Мунди». Еще в начале июля Рерихи записали сообщение Мастера М.: «Рерих может продать выставку Ло» [794] . Кто это был, они тогда не поняли и неверно интерпретировали указанное имя как «Лонгир». А в конце июля Хорш попросил Николая Константиновича уступить ему его картины, составившие первую выставку «Корона Мунди» [795] .

Как отмечала З. Фосдик, «…Е.И. начала перечитывать [Дневник] сеансов и, ища сообщение от 3-го июля 1921 г., тут же наткнулась на [запись] “Лучше продать картины L.”. Тогда это понято не было, а теперь мы догадались, что “L.” – Луис Хорш» [796] .

Возможно также, что, говоря о Хорше, Мастер назвал его духовное имя – «Логван».

Несмотря на чистую природную обстановку, здоровье Елены Ивановны в то время не было стабильным; трансформация организма в ходе Огненного Опыта тяжело сказывалась на самочувствии, как и прошлым летом в Санта-Фе. Зинаида Григорьевна отмечала, что у Елены Ивановны были периоды плохого самочувствия. Она ощущала тошноту, отвращение к еде [797] , общую слабость. «Рассказывает, что у нее было очень болезненное состояние в Санта-Фе прошлым летом, но другого характера, – очень пухли локти, и была тяжесть в теле – она должна была лежать. Продолжалось это дней десять, потом сразу прошло. А теперь это другого рода недомогание – она, видимо, худеет, и ей очень нездоровится» [798] .