Проклятие зеленоглазое, или Тьма ее побери! - Елена Княжина

на целительницу глаза, едва она настойчиво усадила меня на голубую кушетку, обитую кожей. – В смысле… с сиром Рэдхэйвеном?

– Не знаю, мисс, – передернула та плечами. – Суд, наверное. Хотя у мастера хорошие связи, если верить «Вестнику»… Ректор Керроу всю ночь составляет письмо в Королевский совет. Нервничает. На него столько всего свалилось, а теперь еще и это.

– Какой еще суд? За что?

– Он напал на ученицу, – строго напомнила девушка, нанося прохладную мазь на мои запястья. – Пытался… Боги Эррена! У меня в голове не укладывается, что пытался…

– Не надо суда! Они там спятили, что ли? – я вскочила с кушетки, сбрасывая с себя примочки, и выбежала из процедурного. – С ума посходили…

Я снова оказалась перед заветной дверью, ведущей в палату. Приложила ухо к щелочке, замерла. Неужели они серьезно?

– Все всё понимают, Данн, – раздался глухой голос ректора. – Проклятие было очень крепким, а ты – весьма измотанным. Никто и не ждал чудес. Но… Не мне тебе объяснять, как работают плетения одержимости.

– Взывают… к самым… – хрипло, едва слышно выдохнул Даннтиэль.

– К самым тайным. К самым низменным. К самым сильным, – договорил за него Керроу, – но твоим собственным желаниям! И как ты прикажешь мне объяснять совету, что главный мастер забыл в спальне одной из учениц?

Я сделала щель побольше, просовывая нос в палату. Мне нужно было увидеть своего личного рабовладельца.

Оба они – и Данн, и ректор – выглядели белее простыней. Керроу даже постарел как будто, за ночь добавив себе лет пять. Доконают его эти происшествия. Мало того, что перед королевой объясняться, так еще отправлять под суд давнего друга!

– Делай, что должен, Найджел, – севшим голосом выдал Рэдхэйвен. – Действуй по протоколу и не мучай себя. Официальное письмо в Королевский образовательный совет, копия – лично Ее Величеству. Ведь я состою на службе…

– Данн! – ректор вскочил с края кушетки и нервными шагами расчертил палату. – Такое пятно на репутации будет трудно отмыть, друг мой… Невозможно. Даже при твоих связях.

– Сейчас меня мало волнует репутация. Как девчонка? – Рэдхэйвен с мученическим видом поднялся на локте. – Она тут? Цела?

– Мисс Ламберт на удивление упрямое создание. Всю ночь пытается брать двери штурмом. Не ожидал такого от теоретика, – пробубнил ректор и потряс в воздухе бумагой с гербовой печатью. – Данн, я не готов это отправлять… И вместе с тем я должен.

– Предлагаешь мне самому ей написать? – саркастично хмыкнул Рэдхэйвен, и Керроу накрыл бледное лицо руками. Издал не то стон, не то вой.

Я зажмурилась, набираясь храбрости. Вспоминая жутковатую ночь, которая могла завершиться Варх знает чем. Бег сильных пальцев по моим ребрам, жадные губы, не дающие свободы, темноту, наполненную волнующими ощущениями…

– Прошу прощения, сир Керроу, – я толкнула дверь и врезалась глазами в Данна. Спряталась от его дикого взгляда, развернув корпус к ректору. – В-вероятно, мой крик в коридоре… истолковали как-то неверно…

– Мисс Ламберт! Не знаю, как вы сюда прорвались, но выйдите немедленно. Вы пострадавшая, и вам нельзя тут находиться, – отчитывал меня Керроу, пытаясь вытолкать в коридор.

Но силенок ему после бессонной ночи явно не хватало. А вот ко мне, напротив, вернулась энергия.

– Сир Рэдхэйвен не вламывался в мою спальню! – затараторила, ловя в фокус едкую ухмылочку Граймса. – Я впустила сама. И он не сделал ничего предосудительного.

– Вы вопили на весь этаж! – напомнил Керроу, указывая пальцем на выход. Предлагая продолжить разговор там, без свидетелей. – У вас все тело в ссадинах и синяках. Не знаю, что движет вами сейчас – страх или сострадание, – но это лишнее. Сир Рэдхэйвен готов нести ответственность за содеянное. И он не станет мстить вам за правду.

Упрямо засопев, я выхватила из его рук бумагу и разорвала на несколько частей. Бросила на пол и поджала губы. Теперь я тоже нарушитель, можно наказывать.

– Мной движет недоумение, сир ректор, – пропыхтела, приглаживая вздыбившиеся волосы. – Еще раз повторю: сир Рэдхэйвен имел полное право находиться в моей спальне. Целовать меня. И прикасаться. Он мой жених!

– Простите, что?! – Керроу закашлялся, в отчаянии выпучив красивые синие глаза. Те самые, по которым мы с ума сходили на первом курсе.

Но сейчас мне больше по вкусу были черные. Иногда – золотые.

Ректор продолжал глазеть на меня, как на диковинку с Сеймура. Примерно так же я смотрела на Фиджа, когда мама впервые притащила ушастую нечисть домой. И я догадалась, что Керроу ждет от меня каких-то объяснений.

– Мы помолвлены. Официально, со всей магически заверенной ерундой, – я пожала плечами, косясь на свои запястья. Они были усыпаны красными отметинами, словно там и впрямь имелись невидимые оковы. – Можете за подтверждением обратиться к моему отцу. Или я схожу в спальню за копией договора…

– Нет необходимости, мисс Ламберт, – сглотнул Керроу, окидывая удивленным взглядом товарища. – Это все действительно меняет дело. Пожалуй, Ее Величество мы можем не беспокоить, если вы не имели ничего против визита своего… кхм… Варх меня прибери… жениха.

– То, что под действием проклятия сир Рэдхэйвен пошел не куда-то еще, а к своей невесте… Так это должно мне льстить, – вздохнула философски, разводя руками. – Значит, я правильно сделала, что дала согласие на брак.

Уши под волосами зачесались, выдавая ложь, но ректор был слишком ошеломлен, чтобы это заметить.

– Но почему вы не поставили никого в известность? – сглотнул бедняга Керроу, тяжело усаживаясь на свободную койку.

– Мы заключили помолвку до того, как выяснилось, что сиру Рэдхэйвену предстоит стать моим преподавателем, – пробормотала в кулачок, отчаянно краснея. – Согласитесь, неловкая ситуация.

– Просьба вашего отца заиграла новыми красками…

– Очень глупая просьба!

– Данн! Ну мне-то ты мог рассказать? – ректор возмущенно пнул ногой обрывки письма. – Я этой ночью чуть не поседел, пока выдумывал, как тебя оправдать.

– Не хотел ставить мисс Ламберт в неудобное положение, – Даннтиэль потер лицо, озарив его намеком на ухмылку, и продолжил вылавливать своим взглядом мой. Но я умело его избегала.

Ох, даю гхаррово копыто на отсечение, что улыбался он даже не тому, что я за него заступилась, а вот этой ремарке про «добровольное согласие». Оставалось только закатить глаза и пожелать немедленно под землю