Хроника смертельного лета - Юлия Терехова

– Скорее всего, из автомата где-то поблизости. Уж слишком мало времени у него было, он не мог предположить, что Булгакова задержит ГИБДД, – согласился Зубов. – Жень, – он повернулся к Зимину, – возьми ребят из отделения, они знают все телефонные автоматы поблизости. Снимите со всех отпечатки пальцев. Хотя, скорее всего, он их стер.

Глинский хмуро смотрел на помертвевшее лицо Булгакова. Не похоже, что сейчас с ним можно общаться. Белый, как мел, он, казалось, ничего не видел и не слышал. Булгаков сидел на ступеньке, вытянув длинные ноги. Виктор осторожно потряс его за плечо.

– Сергей, – позвал он, – Сергей, ты меня слышишь? Кому ты рассказывал про то, что оперировал моего отца?

Булгаков наморщил лоб, пытаясь вникнуть в суть вопроса. Видимо, не получилось, так как он мотнул головой и опустил ее на сжатые до судорог кулаки.

– Я убью эту сволочь, – глухо пробормотал он, – я найду его и убью собственными руками.

– Приди в себя, – голос Виктора звучал тихо, но настойчиво. – Я его найду, клянусь тебе. Так кому ты говорил? Не обязательно кому-то из друзей, в принципе – кому-нибудь?

– Она была беременна, капитан, – Булгаков открыл больные глаза.

– Понятно, – Глинский полез в карман за сигаретами. – Ты поэтому и женился на ней?

– Я не жалел об этом, – прошептал Сергей. – Такая добрая и нежная. И она меня любила. А я, скотина, так и не сказал за те несколько недель, что мы прожили вместе, что я люблю ее.

– Постарайся успокоиться, – Виктор прикурил ему сигарету и сунул в сведенные пальцы. – И ответь, наконец, на мой вопрос.

– Какой тут, к чертовой матери, может быть покой! – заорал Сергей и шарахнул кулаком об стену, ободрав руку до крови. Физическая боль пронзила его, на мгновение заглушив боль душевную, и сознание чуть прояснилось. – Ланскому говорил. Больше никому.

– Где, когда, при каких обстоятельствах?

– Мы созванивались с ним вскоре после операции. Я находился дома. Никто не мог меня слышать.

– Ясно, – Виктор тяжело вздохнул. – Значит, никто, говоришь…

Он сел рядом с Булгаковым на ступеньку и тоже вытянул ноги.

– Когда мы приехали, то увидели, что дверь открыта, – произнес Виктор, – нам не понадобилось ее ломать. Скорая не успела, хотя мы ее с дороги вызвали… Она уже была мертва – примерно полчаса. Помочь ей было нельзя.

В этот момент что-то запищало в кармане шорт Булгакова. Поймав вопросительный взгляд Глинского, Сергей достал телефон. Увидев, кто звонит, он почувствовал, что у него скулы свело от ярости.

– Да? – отрывисто произнес он. – Да, я. Чего тебе надо? Понял… Я сейчас дам тебе капитана Глинского, расскажи ему. Да, у меня. Да, случилось. Это Орлов, – с досадой передал он трубку Виктору.

– Капитан Глинский, – буркнул тот. – Что?! Мы сейчас приедем, – сказал он и дал отбой. – Этот ублюдок звонил Астаховой. И судя по всему, он сейчас где-то недалеко от ее дома.

– Почему она не дала знать мне, – растерянно пробормотал Булгаков, – я же привез ей этот чертов Guardian…

– Разберемся, – Глинский сунул ему в руку трубку. – Сергей, постарайся сосредоточиться… Ты меня слышишь?

– Слышу, – как эхо откликнулся Булгаков. – Я тебя слышу.

– Ты занимался с женой сексом за последние двенадцать часов?

Булгаков закрыл глаза на мгновение, а потом произнес:

– Да, – он мельком глянул на запястье, – примерно четыре часа назад.

– Хорошо, – сказал Виктор, поднимаясь со ступеней, – сообщу медэксперту. Я поехал к Катрин. К Астаховой.

– Я с тобой, – Булгаков поднялся вслед за ним.

– Ты должен остаться здесь, – остановил его Виктор. – Это твой долг перед женой. Оставайся, я там сам разберусь…

– Подожди, – Булгаков схватил капитала за рукав, – скажи, Алену тоже… – он так и не смог выдавить из себя это страшное, гадкое слово.

– Подождем результатов экспертизы, – уклончиво ответил Глинский.

Сергей зашел в квартиру, понимая, что это уже не его дом. От стен веяло смертью – стылым холодом, в котором невозможно согреться. Мимо Булгакова, словно тени, скользили незнакомые люди, но, несмотря на их присутствие, вдруг воцарившаяся в доме пустота пожирала все вокруг. Казалось, именно она поглотила Алену – словно ее никогда и не было в его жизни. И больше никогда не будет. Проклятие! Проклятие!

– Ты оказался прав, – отчитался Зимин перед Зубовым, вернувшись с улицы. – Этот урод звонил из автомата прямо под окнами дома. Все отпечатки тщательно стерты. Трубка стерильная.

– Ясно… Он позвонил из автомата и сказал Булгакову, что это ты. Что его просил приехать Глинский. Расчет стопроцентный. Он видел, как Булгаков выбежал из дома и сел в машину. И сразу зашел в подъезд.

– А как он проник в квартиру? – недоуменно спросил Зимин.

– Тут два варианта. Либо у него есть ключи, что вполне может быть, так как этот упырь – близкий друг Булгакова. Или жертва сама открыла ему дверь.

– Как это?

– Ну, представь – раздается звонок в дверь. Она спросонья могла решить, что муж забыл ключи… или еще что-нибудь. Даже если она спросила «Кто?», то в ответ получила краткое «Я». И не разобрала, что это вовсе и не муж.

– Да, да, – торопливо кивнул Зимин, и тут его взгляд упал на музыкальный центр рядом с постелью. Зубов проследил за его взглядом, и по спине майора пробежал противный холодок. Он обратился к криминалисту:

– В музыкальный центр заглядывали?

– Еще не успели, – ответил криминалист и подошел к ним. На жидкокристаллической панели светилась красная точка. Система была выключена.

Криминалист подцепил шариковой ручкой крышку и попробовал откинуть ее, но та не поддалась. Тогда криминалист ткнул в кнопку «Power», и центр замигал голубыми и красными огоньками. Теперь не составило труда поднять крышку дисковода.

– Ах, мать твою! Сволочь!

В ложе серебрился диск. Зимин наклонился поближе и прочел:

– Giacomo Puccini «Madama Butterfly». La Scala. Интересно, а коробка где? – Женя огляделся и, ничего не обнаружив, немного подвинул корпус музыкального центра на себя. Раздалось шуршание, и коробка вывалилась из-за корпуса прямо ему в руку. – Ага!..

Зубов достал пачку сигарет и, закурив, отправился на кухню. Там он сел на табуретку и уставился в окно. Уже рассвело, но из-за смога ни черта за окном не было видно – одна хмарь и гарь. Мерзость разлита вокруг, мерзость царила в его душе, и Зубов поймал себя на мысли, что если б вдруг случилось чудо, и этот эстетствующий садист попал к ним в руки прямо сейчас, то он, не задумавшись ни на минуту, пристрелил бы его сам – без суда, из табельного оружия.

Но время шло, садиста не было, а оперативно-следственная бригада все еще работала в квартире. К Булгакову никто не подходил и не лез с вопросами. Зубов ждал Глинского, а тот все не возвращался. Телефон Астаховой отвечал короткими гудками. Майор собрался сам ехать туда на служебной машине, когда появился старлей из местного отделения.