Пирамиды Наполеона - Уильям Дитрих

* * *

Потеряв лошадей, мы забрали себе двух верблюдов, принадлежавших работорговцам, а остальных отдали освобожденным чернокожим. С имеющимися запасами еды их отряд вполне мог начать долгое путешествие в родные края, и мы также отдали им захваченные ружья, чтобы в дороге они могли охотиться и отгонять других работорговцев, которые наверняка опять попытаются захватить их. Мы научили бывших рабов заряжать ружья и производить выстрелы, и они быстро усвоили наши уроки. В порыве благодарности они долго не отпускали нас, цепляясь за наши ноги, так что нам пришлось угрозами отогнать их. С одной стороны, мы действительно стали их спасителями, но и они спасли нас. Ашраф в общих чертах рассказал, как им лучше проходить через пустыню, держась подальше от Нила, пока они не доберутся до первого порога. После этого мы простились с ними и пошли своим путем.

Мне впервые предстояло сесть на верблюда, весьма уродливую, беспокойную и своенравную тварь с ее личной компанией блох и прочих насекомых. Однако это животное в богатой и красочной упряжи оказалось хорошо воспитанным и достаточно понятливым. Под руководством Ашрафа я взобрался на опустившегося на песок верблюда, а когда он, покачиваясь, поднялся, спешно ухватился за его шею. После нескольких понуканий он последовал за верблюдом мамелюка. Далеко не сразу я привык к его мерному покачиванию, но в итоге оно мне чем-то даже понравилось. Такая качка напоминала путешествие на лодке по морским волнам. Все равно неизвестно, когда мне вновь удастся раздобыть лошадь, и сейчас важно было добраться до экспедиционных отрядов французов, опередив бин Садра. Мы прошли по краю хребта до места переправы и, спустившись к Нилу, перебрались на другой берег, где находились отряды Дезе.

Оставив позади проложенный армией след, мы проехали через банановую рощицу и, вновь углубившись теперь уже в западную пустыню, направились к низким холмам, чтобы обойти армию с фланга. В конце дня мы вновь заметили вдалеке колонну, расположившуюся лагерем на берегу темных нильских вод. Тени остролистых финиковых пальм исполосовали землю.

— Если не будем останавливаться, то догоним их до захода солнца, — сказал я.

— Хороший план. Только, приятель, тебе придется одному претворить его в жизнь.

— Почему? — поразился я.

— Я выполнил свои обязанности, освободил тебя из тюрьмы и доставил сюда, верно?

— Какие уж тут обязанности. Теперь я твой должник.

— Не больше, чем я твой, поскольку ты подарил мне свободу, веру и дружеское общение. Я был не прав, обвиняя тебя в смерти брата. Никому не ведомо, откуда приходит зло! В нашем мире полно двойственных сил, и они находятся в вечном противоборстве. Непреложно лишь то, что добро должно бороться со злом. И мы оба стремимся к добру, но каждый из нас идет своим собственным путем, и сейчас я должен вернуться к моим союзникам.

— Твоим союзникам?

— У бин Садра слишком много людей, чтобы взять его в одиночку. Я все-таки пока остаюсь мамелюком, Итан Гейдж, а где-то в пустыне скрывается армия Мурад-бея. До прихода французов мой брат Енох жил, не ведая печали, и, к сожалению, еще многим придется умереть, пока мы не прогоним чужеземцев из нашей страны.

— Но Ашраф, я ведь тоже причастен к этой армии!

— Нет. Тебя нельзя отнести ни к франкам, ни к мамелюкам. Ты на редкость странный американец, посланный сюда божественным провидением. Не знаю пока, какую роль тебе уготовано сыграть, но почти уверен, что я должен сейчас уйти, чтобы ты сыграл ее, и что будущее Египта зависит от твоей отваги. Поэтому иди за своей жрицей и сделай то, что ее боги попросят тебя сделать.

— Нет! Мы ведь стали не просто союзниками, но и друзьями! Разве нет? Я и так уже потерял много друзей! Мне нужна твоя помощь, Ашраф. Давай вместе отомстим за Еноха!

— Боги предопределяют и время мести. Иначе бин Садр умер бы уже сегодня, поскольку ты очень редко промахиваешься. Я полагаю, что ему уготована иная судьба, может, даже более ужасная. Тебе ведь сейчас нужно только разузнать, что именно ищет тут граф Силано, и исполнить твое предназначение. Никакие будущие сражения не изменят нашей с тобой дружбы. Да не оставит тебя удача, друг мой, пока ты не найдешь того, что ищешь.

И он, развернув своего верблюда, направился в сторону заходящего солнца, а я в полнейшем одиночестве отправился на поиски Астизы.

Я понял, что мое намерение появиться в дивизии Дезе с обвинениями в адрес Силано, вероятнее всего, приведет к моему собственному аресту. Но если на стороне мерзавца графа была сила, то на моей стороне был медальон, который ему отчаянно хотелось заполучить. И я пришел к выводу, что будет гораздо проще спровоцировать самого Силано найти меня.

Уже почти в сумерках я с поднятыми руками приблизился к группе лагерных часовых. Несколько солдат выбежали ко мне с мушкетами наготове, приученные с подозрением относиться к любым приближающимся египтянам. Слишком много неосторожных французов погибло в этой войне, становившейся все более беспощадной.

Я поставил на то, что весть о моем бегстве из Каира еще не достигла дозорных отрядов.

— Не стреляйте! Я американец, приглашенный Бертолле в отряд ученых! Бонапарт послал меня сюда продолжать исследования древних руин!

Они подозрительно оглядели меня.

— Почему вы вырядились как египтянин?

— А вы думаете, без такой маскировки я добрался бы сюда в одиночку?

— Вы в одиночку добирались сюда из Каира? Вы что, с ума сошли?

— Лодка, которую я нанял, налетела на скалы, и ее пришлось поставить на ремонт. Мне не хотелось терять время, и я продолжил путь в одиночку. Надеюсь, здесь поблизости есть старые храмы.

— Я узнал его, — заметил один из солдат. — Это же воспитанник Франклина. — Он сплюнул.

— Уверен, вы понимаете, насколько драгоценна выпавшая нам возможность изучить великое прошлое Египта, — осторожно заметил я.

— Пока мы понимаем только то, что Мурад-бей издевается над нами, все время держась в отдалении. Мы разбили его силы дважды. Но все остается по-прежнему. Всякий раз он сбегает и вновь возвращается. После каждой его вылазки мы теряем наших друзей, многие из нас уже никогда не вернутся во Францию. Теперь мы торчим, как идиоты, у этих развалин, а он завлекает нас все дальше в эту проклятую страну, растворяясь в воздухе подобно миражу.

— Скоро никто даже миражей-то не увидит, — проворчал другой. — Множество наших людей ходят с воспаленными от этой пыли и блеска глазами, а сотни вообще поражены слепотой. Слышали шуточку? «Готовы ли вы к сражению? — А как же, вот наши ряды слепых мушкетеров!»

— Слепота! Это еще не самое страшное, — добавил третий. — На пути сюда от Каира мы оставили дерьма вдвое больше нашего собственного веса. Язвы уже не заживают. Волдыри гноятся и нарывают. Есть даже случаи чумы. Редкий француз не сбавил за один только этот поход полдюжины килограммов.