Приключения обезьяны - Михаил Зощенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот, товарищ… Извиняюсь… Вы, это самое, конечно, говорите тут про ученые предметы… Кооперация там и другие разные слова… А мы тут некоторые присутствуем маломыслящие… Я, как представитель ихний, прошу покорнейше выяснить нам, что есть такое кооперация…
В зале наступила тишина. Некоторые конфузливо переглядывались друг с другом. Представитель оглянулся назад и продолжал:
– Мы, как сознательные маломыслящие… сидящие два часа тут, просим покорнейше… одним словом, объяснить…
– Правильно! – закричали в толпе. – Пущай скажет… Какого лешего…
Оратор с простертой рукой растерянно оглянулся на председателя, хлебнул воздух ртом и сказал:
– Кооперация – это вообще, товарищи… Торговля… Ну, кооператив… Гуталин, пудра, одним словом… Мыло… Я, товарищи, тут… то во, случайно… извиняюсь… Как бы присоединяюсь к общей массе…
Председатель собрания перебил оратора и простым русским языком стал объяснять загадочное слово.
Представитель маломыслящих в такт кивал головой и бормотал:
– Вот спасибо-то, вот спасибо-то, вот спасибо-то…
Закончив свое объяснение, председатель предложил присутствующим высказаться по вопросу кооперации, однако желающих не было.
Председатель покачал укоризненно головой и закрыл собрание.
Товарищ читатель! Я ничего не придумал. Все, что я рассказал, за исключением некоторых подробностей, – сущая правда. А произошло это в одном из курортов Черноморского побережья. На собрании, устроенном для домов отдыха.
А нуте-ка, дорогой читатель. Нуте-ка здесь, на месте, не отходя от журнала, ответь-ка себе: что такое кооперация…
Ага… Лавочка, говоришь? Кооператив? Торговлишка?
Вот то-то и оно.
Маломыслящие, готовься к экзамену!
Чудаки эти нэпманы. То, глядишь, сто рублей на что-нибудь кинут и не поморщатся, то за копейку грызутся и кровь себе портят.
Чудаки эти торговцы. Не сразу ихнюю психологию поймешь.
Я вот сидел раз вечером в кабачке. Кавказский погребок. Сижу, ем бифштекс. А рядом какая-то компания кутит. Вино им подают, закуски, селедочку с луком. Вообще, кутят. А по виду не поймешь, кто такие.
Я у официанта полюбопытствовал.
– Кто, спрашиваю, такие?
– А это, говорит, вроде как коммерсанты. Червонцев на двадцать хлопнут.
И действительно. Встает вскоре с ихнего столика полный мужчина с бородой и велит счет принести.
Приносят счет – двадцать червонцев. А он, который с бородой, не поморщился и говорит своим:
– Плачу за всех… Потому как мое угощение.
Ну, дамы тут ихние завизжали от восторга. Мужчины тоже добродушно кошельки свои спрятали. А борода заплатил и пошел к выходу. И даже хоть бы что. Даже про счет не вспоминает.
Я тоже заплатил полтора рубля и вышел. Вышел на улицу. Гляжу, стоит моя борода с дамой своей и с извозчиком препирается.
Извозчик говорит, рубль. А борода дает полтинник. И ругается.
– Да ты, говорит, очумел – рубль брать? Обалдел, говорит? За такой, говорит, конец – рубль! Да, говорит, за рубль многие рабочие спины, говорит, не разгибают целый день… А ты – рубль! Таксы, говорит, на вас, бродяг, нету. Не дам больше полтинника.
А извозчик и так и этак – никак.
– Ну, говорит, ладно, подавитесь. Садитесь с дамой за полтинник. Все равно, говорит, всю ночь даром стою.
Борода еще слегка покобенился и сел с дамой. И дама тоже что-то насчет извозчика щебечет.
Сели и поехали.
А я стою посреди улицы и головой трясу.
«Ну, думаю, бродяги. Ну, думаю, прохвосты».
А впрочем, если говорить по совести, положа руку на сердце, то больше полтинника конец этот и не стоит. Я бы, например, больше двугривенного не дал. А все-таки обидно. А отчего обидно, я и сам не знаю.
А впрочем, знаю: неприятна мне ихняя психология.
У нас тут, братцы мои, несчастный случай произошел. Из-за него едва собрание не закрыли.
А выступил у нас с докладом один такой докладчик. Или он от союза деревообделочников, или он от спичечного треста. Неизвестно это. На лице у его не написано.
Длинную такую, хорошую речь произнес. Много чего сказал теплого и хорошего. И производительность, говорит, эти три кита нашей жизни, улучшается. И производство, говорит, сильно вперед прет. И качество, говорит, товара становится замечательным. Сам бы, говорит, покупал, да деньги нужны.
Бодрые вещи говорил. Раз двадцать его народ перебивал и хлопал ему. Потому всем же приятно, когда производительность, эти три кита, повышается. Сами понимаете.
А после докладчик стал цифры приводить. Для наглядности сказанного.
Привел две цифры и чтой-то осип в голосе.
Взял стакан воды, глотнул. А после говорит:
– Устал, говорит, я чтой-то, братцы. Сейчас, говорит, закурю и буду опять продолжать цифры.
И стал он закуривать. Чиркнул спичку. А спичечная головка, будь она проклята, как зашипит, как жиганет в глаз докладчику.
А докладчик схватился рукой за глаз, завыл в голос и упал на пол. И спичками колотит по полу. От боли, что ли.
После ему глаз промыли и платком завязали.
И снова его на кафедру вывели.
Вышел он на кафедру и говорит:
– Чего, говорит, цифры зря приводить и себя подвергать опасности. И так все ясно и понятно. Считаю собрание закрытым.
Ну, народ тут, конечно, похлопал докладчику, и по домам разошлись.
А когда я уходил, то поднял спички, которые докладчика жиганули.
Обыкновенная желтая коробочка. Аэроплан на ней пущен. Солнце с тучками. И еще какие-то неясные предметы. А пониже написано: «Фабрика "Красный Октябрь", бывш. "Волхов"».
Посмотрел я на коробочку и задумался.
«Как-то, думаю, там производительность? Повышается ли она? Или она понижается?»
Но, наверное, она повышается из-за неограниченной сдельщины. Сразу видать.
Самодеятельность, граждане, слово модное. Бывают такие, например, театры самодеятельные, кружки бывают, клубы…
В столицах это явление заурядное. Обычное явление. А вот в провинции это только что внедряется.
И веришь ли, читатель, слезы умиления на глазах появляются, когда узнаешь про провинциальную самодеятельность.
Скажем, Баку. Городишко не так уж чересчур большой. А тоже, поглядите, самодеятельность развивается.