Провидение зла - Сергей Малицкий

Дорога из Лаписа в Кирум, которая шла по правому берегу Малиту, никогда не была особенно многолюдной, хотя постоялые дворы и деревеньки сменяли друг друга через каждый десяток лиг, но такого, чтобы за день по ней не проследовал хотя бы один караван и не проехало хотя бы с десяток подвод, не говоря уже о дозорных и пеших странниках, не бывало никогда. Теперь Кама не увидела никого, а она потратила не менее двух часов, чтобы добраться распадками до тракта, убедиться, что нет опасности, и спуститься уже к самой воде.

Весенний прибыток еще только начинался, вода уже бурлила вдоль галечника, намытого под известняковым обрывистым берегом, но до разлива оставалась еще неделя. Окрестности Лаписа, берега Малиту, горные склоны Лаписской долины и особенно тропу к перевалу через отроги Балтуту между Лаписом и Ардуусом Кама знала наизусть. А ведь проклинала Сора Сойгу, когда он заставлял королевских отпрысков бежать с оружием и мешками по нескольку десятков лиг в день. Когда устраивал пеший поход до Ардууса и обратно. Когда вынуждал питаться тем, что можно найти в горах. Не жалел, не щадил и не вздрагивал от слез Нукса и Нигеллы, обещавших «все рассказать маме и папе». И вот ничего этого уже больше не будет.

Кама шла вдоль воды четыре дня, вспоминая едва ли не каждый поворот русла реки. На второй день приладила на ноги поножи. На третий – перестала чувствовать боль. На четвертый покинула седло и половину пути прошла пешком, вдыхая весенний ветер, который становился теплее с каждым днем, и радуясь скорой встрече с родимым домом. На противоположном берегу иногда мелькали деревеньки, пару раз Кама видела рыбаков в лодках и даже махала им рукой. Но все они были словно из другого мира, а с этой стороны была только она, вода, две лошади и белая известняковая стена.

Она знала не более десятка спусков к воде до Гремячего моста и проходила их с осторожностью, потому что каждый соответствовал деревеньке и постоялому двору на высоком берегу. Утром пятого дня их оставалось два. За пару сотен шагов до первого ей послышались голоса. Она оставила лошадей за излучиной и осторожно двинулась к каменистому мысу. На спуске, который был впереди, река раскатывалась до мелководья. Пересечь ее вброд и выйти на фидентский берег нельзя, стремнина у него шипела бурунами на острых камнях, но с этой стороны хватало простора и для игр в воде, и для ухода за лошадьми, и для ночевки на песке, который намыло из широкого оврага. Кама выглянула из-за известнякового утеса и едва не закричала от радости. В пятидесяти шагах от нее, спрятавшись за ивовым кустом, омывала себя Тела. Только восхищение ее красотой не позволило Каме броситься к любимой лаписской подруге. Принцесса смотрела на жену своего отвратительного дяди и думала о том, что Игнису не в чем себя винить. Будь она, Кама, мужчиной, она уж во всяком случае не осталась бы равнодушной к совершенству сестры короля Раппу.

Не выйдя к Теле сразу, через секунду Кама поняла, что уже и не выйдет. За кустом появился великан, огромный свей, который показался принцессе знакомым. Стор Стормур, почти тут же вспомнила она имя умельца с ардуусского торжища. Что он делает рядом с Телой Тотум? И почему она не стесняется собственной наготы? Почему она позволяет обнимать себя, шарить по своей груди огромной ладонью, почему она обхватывает его ногами? Или же, если Кама готова простить Теле связь с Игнисом, она должна простить ей и игры с огромным свеем? Кто она такая, чтобы указывать Теле, с кем ей делить нехитрые радости? Или же все-таки она увидела что-то, чего увидеть не должна была никогда? Да и какое ей, собственно, дело до всего этого?

Кама вернулась к лошадям, прождала около получаса, а потом обнаружила, что на перекате никого нет. Судя по следам, Телу сопровождал все-таки не один свей, а не менее полусотни. Принцесса обошла место стоянки и, не понимая охватившую ее тревогу, запрыгнула в седло и помчалась к последнему подъему. Она была у него через два часа. Гремячинский мост вытянулся впереди струной над порогами Малиту. В покрытых свежими листьями зарослях ивняка заливалась какая-то пичуга. Кама спешилась и повела лошадей наверх по расщелине в известняке. Дорога была пока еще пуста. Скрипели на ветру две обожженных сосны, на которых меньше месяца назад висели два страшных висельника, а Каме казалось, что это все было в другой жизни и даже не с нею. Принцесса пересекла дорогу и стала забираться в горы. До крепости Ос оставалось меньше лиги. Сначала показался серый оголовок Сигнальной башни, которая высилась над всей крепостью и которой уже давно не пользовались за ее ветхостью. Затем за соснами показалась и сама крепость Ос. Король не раз повторял, что следует или разобрать Сигнальную башню, или поправить, потому что неправильно иметь между скалами и крепостью сооружение, которое не только выше укреплений, но и с которого видно, что творится в крепостном дворе, на что мастер стражи Долиум заметил, что, конечно, можно разобрать башню, правда, для этого придется подрядить всех мастеровых, которые начали новить Лаписский замок, да только что пользы? И замок опять останется в непорядке, и башни лишимся. Простояла сто лет так, и еще простоит, а будет время, и трещины замажутся, и балки внутри будут заменены. Зато с самого верха не то что дорога вдоль Малиту, но и тропа к перевалу на несколько лиг как на ладони. Забить пока оба входа, чтобы никто не лазил, и успокоиться. Это ж не скала, а башня. Снаружи-то по ней не заберешься. А если кто и залезет, то полторы сотни локтей не то расстояние, которое сделает соглядатая неуязвимым, тем более что забраться наверх невозможно, слезть быстро еще труднее, а если бросить на оголовок хороший наговор – то и вовсе бояться нечего. Король тогда задумался, затем приказал навесить и на внутренние ворота башни, и на те, которые выходили на скальную тропу, убегающую по краю Холодного ущелья в Лаписскую долину, крепкие запоры да обещал заплатить сто монет серебра тому стражнику, который заберется на верхнюю площадку с наружной стороны крепости и спустится в течение часа. Не сумел никто. А через месяц Сор Сойга отправился с учениками на очередную прогулку и в течение одного дня научил забираться на башню и Игниса, и Каму, причем у Камы это получалось быстрее.

К полудню принцесса была у башни. Крепость Ос стояла в самой узкой части Холодного ущелья, вздымалась над окрестными скалами на добрых сотню локтей, обрываясь с другой стороны к зажатой порогами Малиту. Попасть в Лаписскую долину, минуя крепость, было невозможно. Разве только по дальним скалам, над которыми как раз и высилась Сигнальная башня. Но то была дорога для редких умельцев и отчаянных смельчаков, а для торговцев, которые искали в Лаписе лучшую сталь, дорога была одна – через крепость. Через двое обитых сталью ворот, которым позавидовал бы и Ардуус, двор, огороженный галареями на высоте полутора десятков локтей от мощеной мостовой, и еще двумя воротами, которые открывались только тогда, когда были закрыты первые. Так же стража поступала, когда торговцы возвращались восвояси. Тяжело груженные подводы, миновав Холодное ущелье, заходили в крепость, ждали во дворе, когда будут закрыты внутренние ворота, и уж затем выбирались наружу через внешние. А дальше, куда надобность требовала. Дорога, выходя из крепости Ос, разбегалась трехвостием. Одна шла на запад, чтобы разделиться за ардуусскими отрогами на Кирум и Ардуус. Другая уходила на Гремячинский мост в Фиденту. Третья, выпетляв по крутому склону не менее пары лиг, взбиралась к расщелине, которая резала окрестные скалы как раз недалеко от Сигнальной башни и ползла летними перевалами к Ардуусу напрямик. Сейчас Кама стояла на узкой тропе у расщелины. Все-таки прав был ее отец, башню следовало или разбирать, или новить. Она перегораживала обзор дозорным с главных башен крепости, но и сама за ветхостью не позволяла никакого дозора. Зато никто не мог увидеть Каму, которой уже казалось, что Сор намудрил перед смертью с этой Сигнальной башней.